Жизнь после смерти: что же говорит беспристрастная наука о душе? Современная наука считает смерть иллюзией.

Едва ли была у людей мечта более древняя, чем мечта о борьбе со смертью. Человеческий ум никогда не мирился с мыслью о неизбежности смерти. В мифах и сказках, легендах и песнях народная фантазия рисовала героев и богатырей, которые вступают в единоборство со смертью или обманывают ее, владеют даром оживлять, воскрешать умерших, добывают «живую воду», опрыскивание которой способно вдохнуть жизнь в мертвое тело. Такие повествования, имеющиеся в фольклоре многих стран, выражали затаенные надежды и мечты народа о победе над смертью.

Проблема жизни и смерти со стародавних времен волновала человечество. Прогрессивные ученые, несмотря на препятствия, которые чинила церковь, стремились познать природу человека и достигли больших успехов в объяснении сущности жизни и смерти, доказав полную несостоятельность религиозных взглядов в этом вопросе.

Религия рассматривает смерть как мгновенный акт безвозвратного разлучения души и тела: бессмертная душа «покидает» свою бренную оболочку, отлетает от тела. «Бог дал, бог и взял», - говорит церковь о душе. В соответствии с таким пониманием, жизнь и смерть диаметрально противоположны друг другу, они не могут быть одновременно свойственны человеческому организму. Немыслимы и переходные состояния между жизнью и смертью. Религия утверждает: либо в теле есть душа, и оно живет, либо души нет, и тело мертво. Большего она не сообщает по этому поводу, объявляя в целом сущность жизни и смерти загадочной, лежащей за пределами человеческого разума, ибо эти явления якобы всецело находятся во власти бога и всегда будут непознаваемы для человека. Всякие попытки борьбы против смерти объявляются церковью греховными.

Передовые ученые опровергли религиозные представления о смерти, как о чем-то недоступном, и сделали ее объектом познания. Одним из важнейших достижений науки в этой области является доказательство, что жизнь и смерть не исключают друг друга, что смерть является необходимым условием жизни, так как жизнь - это неустанное созидание и разрушение. Живое не может существовать без смерти, без отмирания клеток и тканей тела.

Ф. Энгельс в своем гениальном труде «Диалектика природы», характеризуя сущность жизни и смерти, утвердил диалектико-материалистическое понимание жизни и смерти, нанес жесточайший удар религии, вере в бессмертие души и загробную жизнь. Он писал: «... Отрицание жизни по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом, заключающимся в ней постоянно в зародыше, - смертью. Диалектическое понимание жизни именно к этому и сводится. Но кто однажды понял это, для того покончены всякие разговоры о бессмертии души... Таким образом, здесь достаточно простого уяснения себе, при помощи диалектики, природы жизни и смерти, чтобы устранить древнее суеверие. Жить значит умирать».

Наука доказала, что смерть, прекращение жизни человеческого организма, не является внезапным, мгновенным актом, одновременным для всех его органов, а представляет собой медленно совершающийся процесс. Смерть есть следствие коренного нарушения внутренних взаимосвязей важнейших органов и частей тела. Она есть не отмирание всех частей организма, а лишь нарушение связей между ними. Жизнеспособность отдельных органов может сохраняться в течение различного времени. Клетки одних органов более просты и устойчивы, клетки других органов менее устойчивы, более хрупки и прихотливы, в них распад наступает скорее. Точные исследования показали, что при определенных условиях можно наблюдать явные признаки жизни тех или иных тканей и органов даже после смерти целого организма животного или человека, на чем основаны интереснейшие опыты по оживлению отдельных органов или частей тела (например, отрезанной головы собаки, которая облизывается, поднимает уши на шум; отрезанного пальца, на котором отрастает ноготь; сердца умершего ребенка, которое русский физиолог А.А.Кулябко в 1902 г. заставил работать через 20 часов после смерти еще в течение 24 часов и т.д.). Недавно советскому исследователю С.В.Андрееву удалось оживить сердце ребенка даже спустя 99 часов 20 минут после смерти.

В процессе умирания самыми стойкими оказываются филогенетически наиболее древние образования человеческого организма, т.е. формы, присущие животным, стоящим на более низкой ступени эволюционного развития. Например, шейная мускулатура, имеющаяся даже у амфибий, «выключается», т.е. умирает в последнюю очередь. Клетки сердечной мышцы сохраняют свою жизнеспособность даже через сутки после смерти тела. Менее стойкими, раньше всего приходящими в состояние смерти являются нервные клетки коры мозга, филогенетически более молодые образования, присущие только высокоразвитым организмам. Клетки мозга погибают в сроки, определяемые не часами, а минутами. Продолговатый мозг, управляющий дыханием, как более древнее образование нервной системы, умирает спустя 30 минут после прекращения сердечной деятельности, но клетки коры мозга оказываются наименее устойчивыми. После того как прекратилось дыхание и кровообращение, ранее всего гибнут нервные клетки коры головного мозга, так как они не могут существовать без кислорода и питательных веществ, которые доставляются им с кровью в результате работы сердца. Их смерть наступает спустя 5-6, самое большее 6-7 минут после остановки сердца и дыхания.

Таким образом, между жизнью и смертью возможны переходные состояния, которые получили название «клинической смерти».

В процессе умирания наука различает два основных этапа: клиническую, или относительную, смерть и следующую за ней смерть биологическую, абсолютную, истинную. Во время клинической смерти все видимые признаки смерти налицо: отсутствие дыхания, пульса, неподвижность сердца, исчезновение зрачкового рефлекса. Но окончательно жизнь в организме еще не угасла, и на каком-то, хотя и чрезвычайно низком, уровне еще происходят обменные процессы и клетки сохраняют свою жизнеспособность. Клиническая смерть - это все еще состояние «скрытой жизни», продолжение агонии, это дорога к смерти. Обычно клиническая смерть переходит в подлинную, биологическую, необратимую смерть, которая выражается в гибели клеток, может быть, не всех сразу, но в первую очередь наиболее важных, как например клеток центральной нервной системы.

На основе глубокого изучения процессов умирания и родилось новое направление в медицинской науке, которое исследует проблему оживления или восстановления жизненных функций умирающего организма. Эта проблема сводится к разработке лечебных мероприятий, при помощи которых можно задержать умирание, предотвратить наступление преждевременной смерти и вернуть организм к жизни. Отсюда открывается новая блестящая страница в истории завоеваний человеческого разума, вступившего в борьбу с самой смертью. Только материалистическая наука, смело сокрушающая религиозно-идеалистические воззрения, могла решиться поставить такую невиданную в истории человечества задачу. Первыми решили ее русские ученые. Они показали, что после остановки дыхания и сердечной деятельности, когда организм еще несколько минут находится в состоянии клинической смерти и, следовательно, как целое еще не умер, активное терапевтическое вмешательство в ряде случаев может привести к восстановлению жизненных функций организма.

Многолетние работы Ф.А.Андреева, производившего смелые опыты над животными, дали, например, следующие результаты. Собака умерщвлялась путем кровопускания, из нее выкачивалась вся кровь. У ног врача лежал самый настоящий труп животного. Спустя 5-8 и даже 10-12 минут в расположенные на шее собаки крупные кровеносные сосуды особым аппаратом - автожектором («искусственное сердце») вводилась обратно та же кровь или кровезамещающая жидкость. Собака оживала. Одну и ту же собаку удавалось умерщвлять кровопусканием и возвращать к жизни несколько раз. Более того, оживленные собаки настолько хорошо себя чувствовали, что оказались способными давать потомство. Родившихся щенков также подвергали умерщвлению с последующим оживлением. Так было выведено несколько поколений собак, прошедших через «загробную жизнь».

Метод Андреева ученые стали применять для оживления умерших людей. Хотя сделать человека бессмертным нельзя, но предотвратить наступление преждевременной смерти жизнеспособного организма, вернуть его к жизни с крайних стадий умирания возможно. Эту благородную задачу поставили перед медицинской наукой советские ученые и приступили к ее разрешению.

Прекращение работы сердца и остановка дыхания еще не дают права прекращать борьбу за жизнь больного, который, хотя и переживает состояние клинической смерти, однако может быть оживлен. Оживление возможно только в тех случаях, когда умирание организма не связано с непоправимыми нарушениями жизненно важных органов и человеческий организм еще достаточно жизнеспособен и крепок. Поскольку разные органы человека умирают не в одно время, сроки, в течение которых возможно восстановить их работу, будут различны. Но деятельность организма в целом, наделенного высшими психическими функциями, не может быть восстановлена полностью, если клиническая смерть продолжается более 5-6 минут. За этот период еще не успевают развиться необратимые, неисправимые изменения в тканях и органах, с появлением которых наступает биологическая, абсолютная смерть, когда восстановление жизненных функций становится уже невозможным. Мы указывали, что, если сердце не работает только 6 минут, клетки коры головного мозга не умирают: за это время и возможно их оживление, а следовательно, и оживление всего человека, так как эти клетки управляют основными жизненными процессами организма. Таким образом, срок обратимости изменений этих клеток с момента полной остановки дыхания и кровообращения равен в среднем 5-6 минутам.

Советский ученый профессор Владимир Александрович Неговский много и упорно работал над всеми этими вопросами. Он проделал множество опытов над животными, разработав метод восстановления преждевременно оборвавшейся жизни. Этот метод он назвал «комплексным»: он заключается в ритмическом нагнетании крови с лекарственным веществом - адреналином, стимулирующим деятельность сердца, в артерии по направлению к сердцу при строго дозированном давлении и искусственном дыхании с помощью аппаратов, вдувающих в легкие воздух.

В годы Великой Отечественной войны В.А.Неговский начал борьбу за жизнь советских воинов. Он решил попытаться вырвать у смерти ее преждевременные и неоправданные жертвы, заставить ее отступить там, где еще можно было сохранить жизнь.

Во время одного из боев с поля сражения был вынесен раненый артиллерист, сержант Черепанов, Через два часа он был уже доставлен в полевой госпиталь. Осколок фашистского снаряда пробил ему правое бедро. Рана была очень тяжелой. Медицинская служба обеспечила раненому быстрейшую помощь. Но Черепанов был в сильнейшем шоковом состоянии, в шоке третьей степени. Мертвенно бледный, почти без пульса и дыхания, лежал он на операционном столе. Вспрыскивание камфары, кофеина, адреналина не помогало. Еле бившееся сердце остановилось совсем. Он умер. В истории его болезни врачи сделали заключение: «Умер 8 апреля 1944 года в 19 часов 41 минуту. Смерть последовала от шока и острой кровопотери». Эту запись надо было считать последней в биографии русского солдата Черепанова. Но вот в операционную быстро вошли четверо людей в белых халатах. Это были профессор Неговский и его сотрудники. Неговский, объезжая фронтовые госпитали, чтобы на месте использовать свой метод борьбы со смертью, узнал, что здесь только что умер сержант, С момента остановки сердца прошло уже две минуты. Учитывая значение каждой секунды, ассистенты профессора немедленно заняли свои места. Прошла еще одна минута. Неговский склонился над человеком, который уже был признан трупом. Короткие распоряжения профессора нарушали безмолвие операционной.

Сержант умер, как было записано, в 19 часов 41 минуту. В 19 часов 45 минут 30 секунд в истории болезни появилась новая запись из трех слов: «Первый удар сердца». 19 часов 48 минут: «Обозначается сокращение шейной мускулатуры. Начало самостоятельного дыхания». 19 часов 56 минут: «Дыхательное движение грудной клетки». 20 часов: «Вздох. Первое движение диафрагмы». 20 часов 7 минут: «Появился рефлекс роговицы глаз». 20 часов 45 минут: «Появилось сознание». 23 часа: «Состояние тяжелое. Спит. Легко пробуждается. Отвечает на вопросы. Жалуется, что ничего не видит. Пульс учащенный -114 в минуту, слабого наполнения. Дыхание глубокое, ровное». Запись через сутки: «Полное восстановление зрения. Может быть эвакуирован в глубокий тыл».

Эти записи едва ли нуждаются в добавлении. Профессор Неговский отогнал смерть от сержанта Черепанова, вернул ему жизнь. Впоследствии Черепанова в шутку спросили, что он видел на «том свете». Он ответил: «Я проспал свою смерть».

Действительно, при прекращении деятельности сердца мозг в результате обескровливания работать перестал, и сознание угасло. Душа исчезла. Что же, она отлетела куда-то, как учит религия? Если это так, то почему же душа покорно возвратилась, когда врачи обеспечили доставку кислорода, подачу крови к мозгу? Выходит, что вопреки «воле божией» профессор Неговский смог распорядиться поведением души. Стало быть, врач, наука могут иногда быть сильнее смерти, сильнее бога!

И в этом не было никакого чуда, советские врачи применили знания, являющиеся результатом многих лет экспериментальных исследований. 4 минуты и 30 секунд сердце сержанта Черепанова не работало, 4 минуты 30 секунд длилась его смерть. Мы знаем, что 6 минут - это срок устойчивости клеток головного мозга. Начнись вмешательство профессора Неговского на 2-3 минуты позже, сержант не был бы спасен никакими средствами. Пока не наступили явления необратимости в клетках головного мозга, человек еще не умер по-настоящему, хотя бы сердце его остановилось и дыхание отсутствовало.

Способ профессора Неговского незаменим при наступлении агонального состояния и действителен в ряде случаев клинической смерти, особенно при спасении людей, погибающих от кровопотери и шока. Во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. советские врачи, применяя комплексную методику оживления, спасали людей даже в тех случаях, когда раненые казались совершенно нежизнеспособными.

54 раза за ту свою поездку на фронт профессор Неговский становился у операционных столов с лежавшими на них неподвижными телами. Для 54 тяжело раненных воинов Советской Армии жизнь была окончена, и этого приговора медицина не могла отменить, 44 из них агонизировали, 10 уже умерли. От всех 44 агонизировавших профессор Неговский отогнал холодное дыхание смерти, они остались жить, и дальнейшее уже зависело от течения самой болезни. У десяти клинически умерших смерть наступила только за 2-3 минуты до появления профессора Неговского. Для пяти человек из этих десяти помощь профессора оказалась безрезультатной: клиническая смерть уже перешла в биологическую. Видимо, сроки начала необратимых процессов в клетках и тканях неодинаковы у разных людей, и для пяти человек они оказались меньше б минут. Другие пятеро вернулись к жизни, но четыре человека должны были вскоре с ней расстаться, на этот раз - навсегда, так как у них были слишком тяжёлые повреждения жизненно важных органов, и поэтому даже хорошее сердце и прекрасное дыхание не могли спасти их при полученных ранениях. Последним из этих десяти, вернувшимся к жизни, был Черепанов.

В настоящее время случаи оживления исчисляются уже не единицами, а сотнями, возвращают к жизни свыше 50% людей, по отношению к которым был применен способ профессора Неговского и которые без помощи науки были бы обречены на верную гибель.

Сейчас ученые путем понижения температуры тела и других приемов пытаются расширить время активной борьбы за жизнь. Так проблема восстановления жизненных функций организма делает возможным решение вопросов, издавна волнующих людей в связи с познанием явлений жизни и смерти.

Таким образом, достижения науки полностью опровергают религиозное учение о смерти, как о внезапном акте, вызванном «отлетанием» от тела какого-то божественного, оживляющего его начала - души. Почему в описанных случаях «по воле божьей» «душа улетала», а потом по воле ученых, врачей она вернулась обратно? Пример с Черепановым убедительно доказывает всю несостоятельность религиозных вымыслов о существовании особой, не зависящей от тела, души. «Душа» Черепанова никуда не «отлетала» и не «витала» над его телом, но при наступлении клинической смерти он просто потерял сознание, так как обескровленный мозг перестал работать, и Черепанов воспринял свою клиническую смерть как состояние сна.

Наука вообще не признает существования души - ни смертной, ни бессмертной, хотя само слово «душа» сохранилось в нашем употреблении. Но в материалистической психологии оно обозначает не бесплотное, божественное существо, а имеет такое же значение, как слова «психика человека». Научная, материалистическая физиология и психология нанесли сокрушительный удар религии, которая утверждает, что. человеческий разум есть проявление таинственной и непостижимой, бессмертной души, вложенной в человека якобы самим богом.

Исследования законов деятельности нервной системы и ее центра - коры головного мозга, особенно работы великих русских ученых И.М.Сеченова и И.П.Павлова показали, что то, что мы понимаем под душевными, психическими явлениями - наши чувства и разум, на самом деле есть не что иное, как результат работы головного мозга. Академик И.П.Павлов своими замечательными трудами в области физиологии решительно изгнал всякий идеализм в понимании душевной деятельности и со всей убедительностью показал, что органом человеческого сознания является не душа, а мозг, что сознание есть лишь свойство, продукт высокоорганизованной материи - головного мозга.

Таким образом, сознание человека зависит от деятельности клеток коры головного мозга, а кора, как мы знаем, умирает раньше всего. Поэтому процесс умирания и начинается с потери сознания.

Оживление организма происходит в обратном порядке, т.е. раньше оживают филогенетически более «старые» образования и отделы организма, более стойкие его системы; они дольше не умирают и раньше оживают. Например, клетки сердца при наступлении смерти организма долго не умирают, сохраняя свою жизнеспособность, а при оживлении организма сердце раньше всего восстанавливает свою деятельность. Менее стойкие системы, более «новые» образования, как мы выяснили, раньше приходят в состояние клинической смерти и позже оживают. Поэтому и сознание человека, связанное с деятельностью коры головного мозга, появляется гораздо позже, чем у него начинает работать сердце и дыхание. Если человек умирает телесно, то он умирает и духовно, т.е. в психическом отношении. Ведь смерть тела означает и прекращение деятельности этого тела. С гибелью мозга прекращается и его работа: мысли и чувства человека исчезают. Следовательно, полностью отпадают всякие основания предполагать наличие какой-то загробной жизни, наличие того, чего быть не может, ибо со смертью человека умирает и его сознание.

Французский философ-материалист Дени Дидро справедливо заметил, что допущение существования загробного мира равносильно допущению того, что будешь видеть, не имея глаз; будешь слышать, не имея ушей; будешь мыслить без головы; будешь существовать, хотя нигде тебя не будет.

Как бы перекликаясь с Дидро, русский революционный демократ А.И.Герцен высмеял религиозное представление о нематериальной душе, якобы существующей после смерти человека отдельно от тела, как нелепость, порожденную человеческим воображением. В статье «Разговор с детьми» Герцен писал: «... Вопрос: может ли душа существовать без тела? заключает в себе целое нелепое рассуждение, предшествовавшее ему и основанное на том, что душа и тело - две разные вещи. Что сказали бы вы человеку, который бы вас спросил: может ли черная кошка выйти из комнаты, а черный цвет остаться? Вы его сочли бы за сумасшедшего, - а оба вопроса совершенно одинакие. Само собою разумеется, тот, кто может себе представить черный цвет, оставленный кошкой, или ласточку, которая летает без крыльев и легких, тому легко представить себе душу без тела... А зачем, почему ему и не бояться на кладбище или на кургане встречи с давно умершими, ходящими без мускулов... говорящими без языка».

Следует иметь в виду, что выражения «оживленный человек», «оживление» употребляются в медицинской литературе условно. Проблема восстановления жизненных функций организма не имеет ничего общего с фантастическим понятием «воскрешения мертвых», в которое церковь вкладывает смысл нереального возвращения к жизни давно умерших людей. Например, в евангелиях содержится следующий рассказ о воскрешении Христом Лазаря спустя четыре дня после его смерти. Узнав о смерти своего друга Лазаря, мифический Христос захотел видеть покойника. «Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе», - говорит сестра умершего. Но Христос требует вести его на кладбище, к склепу. «То была пещера, и камень лежал на ней... Отняли камень от пещеры...» Иисус «воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон... И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами... Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет» (от Иоанна, гл. 11).

Этот рассказ следует рассматривать, как выдумку, сказку, ибо в нем говорится о невозможном. Каждому ясно, что тело, которое «уже смердит», это не человек, а разлагающийся труп. Наступление смерти означает прекращение всех функций организма, в том числе и питания. Прекращается обмен веществ, и в клетках начинаются процессы разложения, распада. Мы знаем, что в момент смерти необратимое состояние не сразу наступает во всех клетках. Однако мозг даже несколько минут не может выдержать без кислорода, без питания, сразу же возникает угроза для дальнейшего существования нервных клеток мозга. После 5-6 минут жизни без кислорода в нервных клетках происходят процессы необратимого распада, что означает неминуемость наступления смерти. Вслед за ними гибнут другие группы тканей, происходят химические процессы гниения и разложения органических веществ, составляющих ткани и клетки.

Что же здесь, в «случае с Лазарем» осталось от мозга спустя четыре дня после погребения? Мозговые клетки давно превратились в распадающееся вещество, о восстановлении жизненных функций которого говорить невозможно, никакое «оживление» при этом не поможет. Вернуть к жизни начавший разлагаться труп совершенно невозможно.

Как и две с половиной тысячи лет назад, справедливо звучит голос древнегреческого философа-материалиста Демокрита: «Мертвое оживить нельзя!»

Человек умер, угасло его сознание, и, являясь одной из форм материи, он быстро растворится в окружающей природе и перейдет в другие виды материи, чтоб послужить основой для новой жизни, для продолжения роста новых живых существ.

Разложение мертвого тела происходит через гниение. Быстрота разложения зависит от почвы, в которой зарыт труп: в пористой и влажной почве разложение идет довольно быстро, в малопористой и сухой почве этот процесс происходит медленнее. Но и здесь скелет распадается на отдельные кости, которые со временем все сильнее и сильнее крошатся и наконец перемешиваются с землею.

Гниение, которому подвергается труп, вызывается гнилостными бактериями. В особых условиях, когда отсутствует влажность, необходимая температура и другие факторы, способствующие развитию этих микробов, гниения не происходит или оно прекращается, если началось раньше. Например, когда к захороненному телу не проникают вода и воздух или когда оно находится под действием потоков сухого воздуха, тело не разлагается, а высыхает, превращаясь в мумию. Церковь объявила, что трупы, не подвергшиеся гниению, отмечены «перстом божьим», что это нетленные «останки угодников» и «святые мощи», которые сам бог выделил из трупов других людей и сохранил в целости.

Многочисленные факты показывают, что «нетленное» состояние трупов вызывается благоприятными естественными условиями и нисколько не связано с «праведностью» и «святостью» умершего. Например, известковые почвы Киево-Печерской лавры содействуют быстрому высыханию тела. Известно, что древние египтяне бальзамировали тела людей и «священных» животных. Это достигалось при помощи солей, эфирных масел, смол и других противогнилостных веществ совершенно независимо от того, много или мало «грешил» человек при жизни. Набальзамированные тела древних скифов из Пазырыкских курганов сохранились в условиях вечной мерзлоты не хуже египетских мумий. Известно, что и для современной медицины не представляет больших трудностей сохранение трупа.

Что касается «святых мощей», то их вскрытия, произведенные после Октябрьской революции в присутствии верующих, показали, что в большинстве случаев их «нетленность» представляла собой беззастенчивый обман народа.

Мысль о смерти, об уничтожении враждебна инстинкту жизни, стремлению организма к самосохранению и потому невольно бывает страшна человеку. Страх смерти в известной мере поддерживает веру в загробную жизнь. Этот страх использует религия - «утешительница», уверяя, что вера в личное бессмертие помогает людям преодолевать боязнь смерти, что без веры в «потустороннюю» жизнь людям не обойтись. Внушая верующим надежду на загробную жизнь и посмертное воздаяние, религия изображает смерть желанной избавительницей и выходом из земного мира горестей и печали в небесный мир вечного беспредельного блаженства. Гроб, который является знаком смерти и от которого с ужасом отворачиваются люди, религия объявляет границей между здешней и нездешней жизнями. Она призывает трудящихся думать о благотворности смерти, повторяя библейское изречение Соломона: «... День смерти лучше дня рождения». Земная жизнь, учит церковь, это временная темница для души. Готовьтесь к побегу на свободу через ворота смерти, ибо свободна и вечна только загробная жизнь.

Как остроумно заметил А.И.Герцен, для верующего «смерть, собственно, одолжает человека», ускоряя начало его «вечной» жизни. С другой стороны, представления о загробном мире, о посмертном суде, о муках ада усиливают этот же страх смерти. Сочетанием утешения с устрашением церковь и достигает нужного ей воздействия на воображение верующих.

Великий философ-материалист Древней Греции Эпикур был глубоко прав, когда две с половиной тысячи лет назад учил освободиться от страха смерти, ибо пока человек жив, он не знает смерти, а умерший уже не может ни чувствовать, ни бояться ее: «Когда я жив, смерти нет, - говорил он, - когда есть смерть, меня нет. Нет, стало быть, смерти ни для живых, ни для мертвых».

А.С.Пушкин выразил это настроение в своих стихах о том, что

...бесчувственному телу Равно повсюду истлевать... ...И пусть у гробового входа Младая будет жизнь играть, И равнодушная природа Красою вечною сиять.

Наука полностью опровергает легенду о загробной жизни, вера в которую столь же бездоказательна, как и сама религия. Факты, приводимые наукой, бесспорны. Любой верующий, если он по-настоящему задумается над ними, придет к выводу о явной нелепости «загробных» сказок.

В защиту своего учения о существовании загробной жизни церковь не в состоянии привести ни одного факта, потому что их нет и быть не может. Непреложным фактом является лишь то, что ни один мертвец не сообщил о том, как он живет в загробном мире. Американский философ-идеалист Джемс был столь убежден в существовании потустороннего мира, что обещал после своей смерти обязательно найти способ «духовного общения» со своими друзьями и прислать весточку о себе с «того света». Но Джемс не выполнил своего обещания. Он умер в 1910 г., а вестей от него до сих пор не получено.

А между тем спиритизм, проповедующий возможность общения с бесплотными духами умерших через посредство некоторых особо одаренных людей - «медиумов» и поныне процветает в буржуазных странах, особенно в США. Гениальный русский химик Д.И.Менделеев, определяя спиритизм как веру в загробный мир и во всякую чертовщину, говорил, что приемы спиритов ничем не отличаются от приемов всех других обманщиков и шарлатанов.

Таким образом, научное рассмотрение сущности жизни и смерти показывает всю несостоятельность религиозного учения о потустороннем мире и не оставляет никакой почвы для веры в загробную жизнь. Со всей очевидностью становится ясным, что одно из основных представлений религии - представление о «том свете» оказывается заблуждением. Кому выгодно это заблуждение и в чем его вред, расскажет последняя глава.

На протяжении всей человеческой истории каждого интересовал вопрос о том, что будет после смерти. Что же ждет нас после того, как наше сердце остановится? Это вопрос, на который недавно ученые получили ответ.

Конечно, предположения были всегда, но теперь стало окончательно ясно, что люди после смерти могут слышать и понимать, что происходит вокруг них. Конечно, с паранормальными явлениями это не имеет ничего общего, ведь человек, по сути, живет еще некоторое время. Это стало медицинским фактом.

Сердце и мозг

Важно понимать, что абсолютно любая смерть наступает при одном из двух или при наличии сразу двух условий: либо сердце перестает работать, либо мозг. Если перестает работать мозг в результате серьезных повреждений, то смерть наступает сразу же после отключения «центрального процессора» человека. Если же жизнь прерывается вследствие каких-то повреждений, из-за которых останавливается сердце, то тут все намного сложнее.

В Нью-Йоркском университете эксперты-ученые определили, что человек после смерти может чувствовать запахи, слышать речь людей и даже видеть мир своими глазами. Это во много объясняет феномен, связанный с видением мира в ходе клинической смерти. Невероятно много было случаев за всю историю медицины, когда человек рассказывал о своих ощущениях во время пребывания в этом пограничном состоянии между жизнью и смертью. После смерти бывает такое же, говорят ученые.

Сердце и мозг — это два органа человека, которые работают на протяжении всей жизни. Они связаны, но ощущения доступны после смерти именно благодаря мозгу, который еще некоторое время передает информацию от нервных окончаний к сознанию.

Мнение экстрасенсов

Специалисты по биоэнергетике и экстрасенсы еще очень давно начали предполагать, что человек не умирает мгновенно, как только его мозг или сердце остановили работу. Нет, все гораздо сложнее. Это и подтвердили научные изыскания.

Мир потусторонний, по мнению экстрасенсов, зависит от мира настоящего и видимого. Когда человек умирает, говорят, что он видит все свои прошлые жизни, а также всю текущую жизнь сразу. Он переживает все заново за бесконечно малую долю секунды, превращаясь в ничто, а потом заново возрождаясь. Конечно, если бы люди могли умирать и сразу возвращаться, то вопросов бы не было, однако даже эксперты в области эзотерики не могут на 100 процентов быть уверенным ив своих заявлениях.

Человек не чувствует боли после смерти , не чувствует радости или горя. Он просто остается жить в потустороннем мире или переходит на иной уровень. Никто не знает, идет ли душа в другое тело, в тело животного или человека. Быть может, она просто испаряется. Может быть, она живет вечно в лучшем месте. Этого никто не знает, поэтому так много религий в мире. Каждый должен слушать свое сердце, которое подсказывает ему верный ответ. Главное — это не спорить, потому что никто не может знать наверняка, что творится с душой после смерти.

Душа как нечто физическое

Душу человека нельзя потрогать, но возможно, что ее наличие ученым, как ни странно, удалось доказать. Дело в том, что при смерти человек теряет по какой-то причине 21 грамм своего веса. Всегда. При любых обстоятельствах.

Никто этот феномен так и не смог объяснить. Люди считают, что это и есть вес нашей души. Это может говорить о том, что человек видит мир после смерти, как доказали ученые, лишь потому, что мозг умирает не сразу. Это не имеет особого значения, потому что душа уходит от тела, мы остаемся неразумными. Возможно, это и есть причина того, что мы не можем двигать глазами или говорить после остановки сердца.

Смерть и жизнь взаимосвязаны, не бывает смерти без жизни. Относиться к миру потустороннему нужно проще. Лучше не стараться понимать его чрезмерно сильно, потому что на сто процентов быть точными не получится ни у кого из ученых. Душа дает нам характер , темперамент, возможность мыслить, любить и ненавидеть. Это и есть наше богатство, которое принадлежит лишь нам. Удачи вам, и не забывайте нажимать на кнопки и

07.11.2017 15:47

Люди издревле задавались вопросом о том, что ждет их после завершения земного пути. Известная ясновидящая...

Смерть всегда являлась одной из основных тем религиозных практик, философии, медицины и искусства. Все они обращаются к специфическим особенностям процесса умирания и тому загадочному, мистическому состоянию, которым характеризуется приход смерти, для придания значимости вечным темам: понятию судьбы, существованию Бога, поискам своего места в жизни и так далее. Даже такой раздел медицинского знания, как танатология, посвящен скорее философским или политическим дискуссиям по поводу границы так называемой клинической смерти и определению рубежа, за которым заканчивается жизнь и начинается смерть, чем собственно медицинским вопросам. Психологию смерть интересует с точки зрения влияния на жизненный стандарт отдельного индивида, хотя Фрейд, стоящий в этом случае особняком и являющийся здесь скорее философом или социальным мыслителем, говорит о влечении к смерти как особом стремлении восстановить первоначальное неорганическое состояние организма. Однако нужна ли смерть социальной науке как отдельной гуманитарной отрасли?

В западной социологии (как это видно, например, из интервью с антропологом Сергеем Каном) применяется термин death studies - «наука о смерти». Это некая совокупность гуманитарного знания, касающегося тематики смерти и умирания. С этой позицией перекликается название статьи в журнале Naked Science - «Смерть как наука», собственно, как и позиция , высказываемая ее авторами. Создатель первого в России журнала по death studies «Археология русской смерти» Сергей Мохов предлагает выделять отдельную дисциплину - некросоциологию, которая изучала бы смерть как то, что влияет на фактическую жизнь общества. То есть изучала бы те аспекты, которые не поддаются нашему непосредственному наблюдению при нашей жизни, но являются результатом наблюдения за тем, как это происходит с другими. Российский исследователь Дмитрий Рогозин говорит о социологии смерти как об отрасли, изучающей человеческие реакции на смерть: «как и что люди думают о смерти».

Здесь надо сказать, что тема смерти как нечто отличное от других проблем, интересующих социальные науки, впервые появляется в работе исторического антрополога Филиппа Арьеса «Человек перед лицом смерти», изданной в 1977 году. В ней исследователь представляет историю ментальностей народов, групп и отдельных людей с точки зрения их представлений о смерти и умирании, а также обрядовых практик. Несмотря на то что данное исследование грешит претенциозным подходом (рассматриваются только теории, удобные автору) и избирательным цитированием, работа Арьеса породила «волну откликов не только в виде критики его построений, но и в виде новых исследований, посвященных теме восприятия смерти и загробного мира». По словам отечественного культуролога Арона Гуревича, работы Арьеса вызвали «мощный взрыв интереса к проблеме „смерть в истории“, который выразился в потоке монографий и статей, в конференциях и коллоквиумах». С этого момента западные представители death studies - вместе с ростом интереса политиков и различных ученых к людям, «близким к смерти» (пожилые, смертельно больные, представители профессий, связанных с риском внезапной смерти) - эксплуатируют идею «смерти в жизни». Это то, что может нам сказать о жизни в социуме и о самом социуме больше самой жизни.

Автор недавно изданной книги (М.: «Новое литературное обозрение», 2015) «Смерть в Берлине. От Веймарской республики до разделенной Германии» (пожалуй, первой переводной монографии в этой области) Моника Блэк задается следующими вопросами: что люди делали, когда соприкасались со смертью? что люди думали (если думали) о загробной жизни? и что вообще для них есть смерть? Исследователь старается через эти три аспекта докопаться до фундаментальных уровней взаимодействия между людьми, где деятельность регулируется мотивами, не имеющими связи со словами и внешними идеями, формулируемыми социумом. Все сделанное таким образом чаще всего не может быть сказано вслух участниками взаимодействия, но может с легкостью быть ими воспроизведено. Описанная таким образом картина жизни Берлина и Германии в целом в поразительно изменчивые для страны годы показывает «особость» немцев в их представлении о самих себе как о культурной нации, носителях пресловутой европейской Zivilisation. Отделяя себя через попытки сохранения «правильных» ритуальных практик от остального мира, немцы заготавливают себе потенциал для будущего восстановления страны после двух мировых войн и переустройства европейского порядка. Так, важной практикой являлось погребение отдельного тела в отдельном гробу: примечательны описанные в книге случаи, когда жители Берлина, уже захваченного советскими войсками, жертвовали едой и основными удобствами ради того, чтобы достать приличный гроб для каждого погибшего. Этот подход контрастировал с практиками погребения, например, в братских могилах, существовавших в советских подразделениях, которые находились в городе. Автор вслед за берлинцами мягко удивляется такому подходу, присоединяя себя к условно «культурным» нациям.

Что может дать такое направление отечественной науке? Безусловно, смерть, если говорить о ней открыто, является общим местом российского историко-антропологического дискурса, независимо от той конкретной темы, что берется в качестве объекта исследования. Гражданская война, репрессии, Великая Отечественная война, институт концентрационных лагерей и ГУЛАГ являются возможными темами для исследований современных некросоциологов. Наряду с этим несомненный и даже более значимый интерес представляют современные российские практики умирания и подготовки к смерти. Социальные нормы, поведение родственников, забота о близких в этом процессе - это то, что может интересовать отечественную науку. Говоря проще, в современном российском дискурсивном поле существует специальный, слабо поддающийся анализу и малоартикулируемый мир смерти, существующий параллельно с миром жизни, со своими правилами и особенностями.

Естественно, все эти вопросы можно рассматривать сугубо с позиции социальной антропологии: есть племя (общество, социум), у него есть определенные обряды перехода, в том числе ритуалы, связанные со смертью; мы их изучим и сможем что-то понять о социальных нормах и институтах этого племени. Это, в свою очередь, даст нам кальку, шаблон для понимания нашего общества. Тем не менее социологический подход к изучению мортальной тематики дает более широкий набор конкретных исследовательских практик.

Здесь есть определенные сложности - в первую очередь затрудненный доступ к полю. Мортальность - табуированная тема в российском социуме: предсмертные практики, уход за умирающими, сознание самой смерти в зеркале повседневной жизни до последних лет не попадали в поле зрения официальной науки. Хосписы, интернаты для престарелых, частные квартиры с парализованными родственниками - это так называемые сложные социальные поля, с доступом к которым могут возникнуть как минимум административные проблемы, не говоря уже об этических рамках исследователя. Общение с работниками кладбищ, которых людская молва (часто небезосновательно) связывает с криминалом, может закончиться для исследователя неудачей. Некросоциология - тяжелая работа по анализу труднодоступной или даже закрытой информации; работа некросоциолога отличается, например, от работы военного журналиста, который снимает серию фотографий о смерти военнослужащих в горячей точке, или от деятельности священника, который читает проповедь о воскресении из мертвых на пасхальной службе. У социолога, как и у священника и корреспондента, есть право на собственный взгляд на объект, но это не догма и не профессиональная инструкция. Доля беспристрастности и стремление к неангажированности накладывает жесткие ограничения на его работу.

Этот момент хорошо иллюстрируют темы двух вышедших номеров упоминавшейся «Археологии русской смерти». Большинство статей посвящены анализу печатных и других источников, изучению символического пространства кладбищ - собственно, проблемам грядущей некросоциологии, и только один материал «снят» с непосредственного разговора о смерти и посвящен похоронно-поминальным причитаниям отдельного района. Надо сказать, что, несмотря на это, разговор исследователя с респондентом, например, о зарплате последнего может оказаться несравнимо более сложной задачей, чем выяснение обстоятельств смерти его родственника. Все, что связано со смертью, в то же время является объектом купли-продажи, от ритуальных услуг до онлайн-игр. В отличие от коммерческого продукта, изучение смерти с социологической точки зрения выводит ее на чистую воду, представляя, скажем, последствия чернобыльской катастрофы для конкретных людей не просто как явление с физиологическими последствиями, но как моральную панику нового типа, страх смерти от доселе неизвестного источника, связанного с новыми механизмами наступления смерти.

В завершение нужно отметить, что личный опыт автора, который будет отражен в готовящихся работах, как и опыт команды исследователей, о котором говорит уже упомянутый социолог Дмитрий Рогозин, показывает, что в современной России люди все больше и чаще сами, первыми, готовы говорить о смерти, переводить ее в артикулируемое поле, обсуждать ее и «делиться» ею. Причина этого - также возможный предмет исследования.

Смерть - это полное прекращение жизненных процессов. Казалось бы, явление довольно очевидное с точки зрения науки, и, в сущности, обыденное - ведь рано или поздно это происходит со всеми. Тем не менее, смерть до сих пор сохраняет настолько таинственный и мистический статус, что даже разговоры о ней расцениваются неоднозначно. Взрослый человек, который публично заговаривает о смерти, часто получает в ответ шутки или обеспокоенно-непонимающие взгляды. Что говорить о детях, которым вместо ответов достаются отговорки.

Все явления, с которыми сталкивается человечество, становятся предметом изучения какой-то науки - а значит, и образования. Попробуем разобраться, кто и зачем изучает мортальное. А потом, вооружившись подходом death studies, поговорим о том, как изменялось представление о смерти, и как получилось, что один из самых базовых природных механизмов имеет такой странный статус.

Какие существуют науки о смерти?

Науки, которые напрямую касаются этой темы, обычно имеют прикладной или медицинский характер. Например, танатология - раздел медицины, который изучает состояние организма в процессе умирания. Патологическая анатомия рассматривает посмертные изменения, способствует изучению болезней и судебно-медицинской экспертизе.

Биоэтика может затрагивать вопросы смерти, рассуждая о границах между живым и неживым применительно к технологическим достижениям - смерть в таком ключе может оказаться относительным понятием и предметом дискуссий. О домах престарелых и хосписах обычно говорят в контексте исследований, связанных с работой социальной и экономической сферы жизни общества.

В психоанализе смерти уделено немало внимания - фрейдистская теория предполагает наличие инстинкта, который осуществляет «влечение к смерти». Из наиболее ключевых психологических исследований можно вспомнить работы американского психолога Элизабет Кюблер-Росс, которая занималась исследованием околосмертных переживаний и оказанием психологической помощи умирающим. Именно она ввела известную классификацию стадий принятия смерти от отрицания до смирения.

Дать философское осмысление гибели стремились современные французские учёные, говоря о философии и эстетике исчезновения - этот термин ввёл Поль Вирильо в своей одноимённой работе. Для этой группы философов рефлексия об исчезновении стала результатом драматических событий середины ХХ века. В контексте «философии исчезновения» говорят о политических и военных преступлениях, глобальных катастрофах, когда не только отдельные люди могли пропасть, сменив имя на номер робы и безымянную могилу, но и целые города и народы исчезали с лица земли. Здесь смерть тесно связана с опытом исторического шока, осмысление которого заставило Теодора Адорно сказать, что после Освенцима писать стихи невозможно , раз культура и просвещение не смогли ничего предотвратить.

Смерть как феномен

То, как феномен прекращения жизни отражается в культуре, редко становится предметом самостоятельного социокультурного и антропологического рассмотрения. Между тем, death studies социокультурного толка - это отдельная область знания, о которой в последнее время говорят всё чаще. Десять раз в год издаётся одноимённый научный журнал , а периодическое издание Omega , также посвящённое изучению смерти, существует с 1970-х годов. В России эту область знания называют социологией смерти или некросоциологией. С недавних пор выпускается научный печатный журнал «Археология русской смерти» .

Таким образом, гуманитарная танатология - это наука о мортальности, которая изучает опыт осмысления смерти как отдельным человеком, так и обществом, рассматривает социокультурные механизмы смерти и её отражение в общественном сознании.

Социолог Дмитрий Рогозин рассказывает об изучении социального контекста смерти.

Эволюция восприятия мортального

Одна из главных проблем, которые рассматривают death studies - то, как меняется отношение к смерти. Когда-то смерть была включена в понятный для конкретной общности контекст. Существовали традиционные обрядовые практики, относящиеся как к официальной церкви, так и к народной религиозности - поверья, обрядовые причитания, местечковые суеверия и семейные обычаи. Эта контекстуальная «упаковка» делала смерть близкой, понятной, возможной для принятия. В традиционных обществах смерть никого не удивляет - оставаясь трагическим событием, она, однако, не ошеломляет.

Экзистенциальный ужас смерти, ошеломляющая паника, переживание гибели идентичности стали активнее осмысляться культурой в начале ХХ века.

В это время в литературе и философии появляется экзистенциализм, говорящий о хрупких, единичных, неповторимых переживаниях, а в живописи - экспрессионизм, подстёгнутый ужасами Первой мировой. И то, и другое отражает интерес к индивидуальному опыту субъекта, который переживает отчаяние, тревогу и страх.

В большинстве развитых стран с развитием медицины старшие родственники стали жить дольше. Раньше муж и отец в любой момент мог надорваться на работе или погибнуть на промыслах, но со временем условия труда изменились. Детские и младенческие могилки, как и усыпальницы женщин, умерших во время родов, перестали быть грустным, но частым явлением. «Ядерные кнопки» изменили принципы глобальных конфликтов и спасли миллионы людей от гибели в штыковых атаках.

Вследствие всего этого смерть отдалилась от нас, превратившись в «несчастный случай».

Если она происходит на дороге, туда вскоре приедут машины скорой помощи и полиции, трассу огородят, а асфальт вымоют из шланга. Об уходе из жизни соседей по дому мы тоже узнаём (если узнаём вообще), увидев машины специальных служб. Для современного горожанина смерть - это то, чем должны заниматься «специальные люди».

В Древнем Египте с мумификацией и похоронными ритуалами был связан бог Анубис.

Дети и табуирование смерти

Некоторые прабабушки старой закалки и сегодня иногда шокируют внуков, говоря что-нибудь вроде: «Этот платок на мои похороны наденешь» или давая малолетним правнукам подробные инструкции о том, как нужно омывать тело покойника. Как правило, у родителей подобное вызывает шок. Прабабушке говорят: «Да ты всех нас ещё переживёшь!», а опешившему ребёнку советуют немедленно заткнуть уши.

Как и любой отказ в коммуникации, это загоняет проблему в вытесненное, а также прерывает механизм культурной трансляции околосмертных ритуалов.

Частая эмоция, которую дети испытывают, сталкиваясь со смертью близких - удивление. Иногда родителям может показаться, что ребенок проявляет черствость и равнодушие, не осознает масштаба случившегося или ведёт себя неподобающе. И это правда, если тема всегда замалчивалась. Детский вопрос о том, скоро ли умрёт бабушка, встречает явно транслируемое осуждение: «Замолчи, да что ты такое вообще говоришь!».

Кадр из фильма 1935-ого года по мотивам произведений Эдгара По.

Само собой, если бабушка «всех переживёт», смерть в представлении ребёнка будет в первую очередь странной и нереальной, а уже потом - грустной. Что и говорить о неожиданной гибели молодых людей - часто табуируется сам факт, что такое вообще возможно. Отсутствие предосмысления гибели предполагает, что нет и культуры скорби, траура. В результате дети, как и отчуждённые от контекста взрослые, просто не владеют устоявшимися реакциями и социальными кодами.

Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь - только щель слабого света между двумя идеально чёрными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, к которой летим со скоростью четырех тысяч пятисот ударов сердца в час.

Владимир Набоков«Другие берега»

Говоря о смерти, мы часто ощущаем скованность и неловкость, как будто речь идёт о чём-то неприличном, хотя смерть соврешенно естественна. Это следствие табу - примерно то же происходит при разговорах о сексе. В большинстве случаев прогрессивные родители признают, что с ребёнком следует искренне говорить о том, как и почему он появился на свет. Но когда речь заходит о смерти, часто отделываются отговорками. Верёвка в доме повешенного становится актуализированным предметом умолчания, присутствие которого тем более ощутимо, чем больше мы о ней молчим.

Информационные технологии и смерть

1) Реальное и нереальное

Хотя близкую смерть мы видим редко, в «обществе спектакля» , которое создают медиа, она окружает нас ежедневно. Массовость и регулярность трагедий способна ввести в панику, если кто-то решит читать все грустные новости запоем. С одной стороны, всё это действительно происходит, с другой - такое количество трагедий избыточно для восприятия конкретного человека и создает неадекватную картину мира.

В то же время, смерть на видео и фотографиях кажется далёкой и нереальной, что снижает способность к сопереживанию, а в блокбастерах с драматическими приёмами гибель персонажей выглядит более эффектной и «настоящей», чем реальные трагедии в репортажах.

2) Цинизм и страх

Может показаться, что интернет и массовая культура формируют циничных, равнодушных и жестоких людей, которые готовы глумиться над чем угодно, включая трагедии. Однако ещё Михаил Бахтин дал понять , что в низовой, народно-площадной культуре смерть и смех тесно связаны.

Шутки освобождают от догматизма, снимают чувство неловкости и разрушают табу.

Мортальный юмор - это попытка справиться со страхом и преодолеть отчуждение. Причём чем более грубым и плоским он является, тем невротичнее порыв. На деле сетевой цинизм входит в противоречие с полной беззащитностью современного индивида перед близкой и реальной смертью. Интернет же не делает нас более жестокими или бесчувственными, а всего лишь служит инструментом для мгновенной трансляции контента.

3) Эффект присутствия

Когда-то письма шли месяцами, а гонцы с депешами могли заплутать в метели. Сегодня мы волнуемся, если кто-то несколько часов не появляется в сети. Распространение мгновенных мессенджеров и пуш-уведомлений создаёт ощущение постоянной «руки на пульсе» - сама эта метафора говорит о многом. При этом не обязательно знакомиться «вживую», чтобы общаться, играть или работать вместе.

Отъезд в место вне досягаемости - событие, которое для жителя мегаполиса может стать настоящим стрессом.

Не зря работающим специалистам советуют сервисы, которые блокируют уведомления, и специальные методики, помогающие не включать компьютер в отпуске. Когда поток информации прерывается, нас словно отключают от аппарата жизнеобеспечения. Виртуальное присутствие становится синонимом самой жизни, а смерть - синонимом обрыва связи.

Кадр из сериала «Чёрное зеркало».

4) Цифровое бессмертие

Раньше оставить что-то после себя могли только очень талантливые или очень богатые люди, но теперь у каждого есть возможность увековечить свой образ в сети. В то же время, существование страниц и аккаунтов людей, хозяева которых скончались, вызывает этические проблемы. Можно ли удалять такой аккаунт или передавать право доступа к нему другим людям? Что делать со спамом, который, как сорная трава, заполняет заброшенные страницы?

Каждый из нас создаёт на протяжении жизни огромное количество контента. Что будет лет через 50 с этим гигантским объёмом данных? Некоторые компании уже пытаются решать этот вопрос. Например, Google предлагает сервис с обтекаемым названием «На всякий случай» , который отслеживает, активен ли пользователь. Если программа не дождётся подтверждений, то удалит аккаунт и отправит письмо доверенному лицу.

Социология смерти позволяет больше узнать о культуре исходя из того, как в ней интерпретируется это явление, даёт возможность взглянуть на общество с неожиданного ракурса. Исследования мортальности не раскроют ничего о загробном мире и не дадут готовых ответов на личные вопросы. Точно так же онтология, наука о бытии, не отвечает на вопрос о «смысле жизни», а рассуждает о мире в категориях существования.

Зато они могут помочь развеять предрассудки, сделать нас честнее за счёт снятия запретов, и сильнее - благодаря наличию метода.