Военные специалисты в корпусе генерального штаба ркка. Генеральный штаб Русской Армии Штаб, которого не было

Окончив Академию в 1913 году, после раз­борки вакансий я вышел в Киевский военный округ. В своих статьях - воспоминаниях о службе в 6-й лб.-гв. Донской казачьей Его Ве­личества батарее, лб.-гв. Конной Артиллерии в №№ 102, 103 и 104 журнала «Военная Быль» я рассказывал, как осенью 1913 г., будучи в Каменец Подольске на должности старшего адъютанта Генерального штаба при штабе 2-й казачьей Сводной дивизии, я получил пред­ложение от командира нашей батареи Великого Князя Андрея Владимировича подать рапорт об отчислении по собственному желанию от службы в Генеральном штабе и вернуться в строй, в батарею, на должность второго старше­го офицера. Я там же рассказывал, что с пер­вых же дней войны, с 20 августа 1914 г. мне пришлось оставить строй и идти по тому пути, к которому меня готовила Академия, и при­нять должность, хотя и нештатную, начальника штаба отдельно действовавшей гвардейской казачьей бригады; потом, 3 мая 1915 г., я был вновь причислен к Генеральному штабу с на­значением обер-офицером для поручений при штабе Гвардейского корпуса.

Приказ об этом назначении застал меня в с. Дроздово, где в это время находился штаб гвардейской казачьей бригады. Мой верный денщик Илларион Фокич Бирюлин быстро со­брал наши походные пожитки, распрощался я с командиром бригады генералом Иваном Давыдовичем Орловым, с дорогими атаманцами, при которых последнее время был штаб брига­ды, и мы отправились в недалекий 10-верстный путь в г. Ломжу, где находился штаб Гвар­дейского корпуса. Он разместился удобно и просторно в больших казармах мирного време­ни. Явившись по начальству, я скоро устро­ился в отведенном мне помещении и быстро во­шел в курс своих новых обязанностей, которые, не сказал бы, чтобы мне очень понравились. Мы, младшие офицеры Генерального штаба в таком уже большом штабе, как штаб Гвардей­ского корпуса, были маленькими исполнителя­ми отдаваемых старшими начальниками распо­ряжений, всегда были на-чеку, ожидая каж­дую минуту, что нас позовет штаб-офицер для поручений Ген. штаба полковник Доманевский. Почти ежедневно мы втроем, Ген. штаба капи­тан Люндеквист, мой однокашник по Академии штабс-капитан Алексеев и я устраивались поудобнее, захватив большие блокноты с копи­ровальной бумагой, и отчетливо писали под дик­товку полковника Доманевского приказы или приказания корпусу. Постоянными и веч­ными посетителями мы бывали в большом по­мещении, отведенном для службы связи, где были установлены телеграфные аппараты «Юза» для связи с высшими инстанциями, да­вавшие готовую отпечатанную ленту приказа или служебного разговора и, кроме того, и это самое главнее, там было много полевых телефо­нов для связи со штабами дивизий и многих учреждений корпуса. Мы вечно висели на этих телефонах, или мы вызывали, или нас вызы­вали. Сами себе мы никогда ни на минуту не принадлежали и, чтобы выйти на самый корот­кий срок из здания штаба, мы между собою договаривались. Особенно тяжело было капита­ну Люндеквисту. Командир корпуса генерал Безобразов, имея, очевидно, свои основания, строго запрещал присутствие жен офицеров в районе расположения корпуса, а у Люндеквиста жена была сестрой милосердия в одном из санитарных учреждений, расположенном тут же, поблизости от нашего штаба. Целой про­блемой было для него пойти навестить жену, и мы с Алексеевым прилагали все усилия и улов­ки, чтобы ему в этом помочь. А тут как раз случилось так, что вскоре после моего пересе­ления в Ломжу и ко мне тоже приехала на не­делю жена из Павловска. На фронте у нас в это время было затишье, сообщение с Варша­вой установилось более или менее регулярное и свободное. О ее приезде знали только Люндеквист, Алексеев и, конечно, мой Бирюлин, который поступил теперь в полное ее распоря­жение. Он же нашел поблизости частную ком­нату, быстро ориентировавшись и ознакомив­шись с Ломжей, покупал с женой продукты и заботился о приготовлении обеда и ужина. Я столоваться должен был в штабе. Столовой служил нам большой казарменный зал, в кото­ром за длинным столом мы чинно восседали по чинам под председательством самого командира корпуса. Думаю, что не ошибаюсь, если ска­жу, что за стол садилось не меньше 30 человек. Почему-то с этой столовой врезался в память сам по себе ничтожнейший случай, который од­нажды развеселил всех нас и заставил дол­го смеяться. В самом начале обеда, когда все чинно и молча сидели в его ожидании, входит в столовую запоздавший, а это вообще не пола­галось, молодой подпоручик гвардейской артил­лерии из управления Инспектора артиллерии Кочеровский, худой и очень высокого роста. Смущенно, держа в руках фуражку, подходит он к командиру корпуса и просит разрешения сесть. Генерал Безобразов строго посмотрел и молча кивнул головой. Кочеровский поворачи­вается налево кругом, поднимает глаза к высо­кому потолку, замечает только ему одному видимый, благодаря росту, у самого потолка не­большой гвоздик, протягивает длинную руку и легко вешает на него свою фуражку. Все при­сутствующие внимательно следили за всем про­исходящим и, когда он так комично определил подходящее место своей фуражке, в столовой раздался общий, поддержанный и самим гене­ралом Безобразовым, громовой хохот. Смущен­ный и не понимая, в чем дело, Кочеровский скромно пошел к левому флангу на свое место.

Как-то, в один из дней, когда жена была еще в Ломже, вызвал меня к себе командир корпуса. Я шел к нему с тревогой, не зная, почему он зо­вет меня лично, не узнал ли случайно о приез­де моей жены в Ломжу, но, к счастью, все обош­лось благополучно. Он поручил мне на следую­щий день с утра произвести секретную раз­ведку интересовавшего его какого-то участка местности, который он отчертил мне на карте, между Ломжей и крепостью Осовцом, в северном направлении, в сторону противника. Требо­валась разведка этого участка в отношении путей и проходимости для войск. Он, конечно, не посвящал меня в свои планы, для какой цели была ему нужна эта разведка, но мне было яс­но, что или для нашего наступления, или воз­можности использования этого района против­ником. Жена была очень обеспокоена моим зав­трашним путешествием и главным образом потому, что выполнять я буду поручение не с разъездом, а только вдвоем с вестовым. Вы­ехали мы очень рано, шли до места разведки быстро, переменным аллюром, чтобы пораньше вернуться.

На другой день я представил командиру кор­пуса свой подробный доклад. Местность ока­залась очень болотистой, без дорог, для круп­ных войсковых соединений с артиллерией и обозами непроходимой. Пользоваться этим рай­оном могли лишь местные жители по извест­ным им тропинкам. Я не привык к такой сидя­чей работе, как в штабе корпуса, и это, хотя и маленькое разведывательное поручение меня немного освежило, и я с таким удовольствием вспоминал свою прежнюю нештатную долж­ность начальника штаба гвардейской казачь­ей бригады в продолжение 8 месяцев. Работа там была самостоятельная, я знал только свое­го командира бригады и исполнял только его распоряжения. Были тяжелые, ответственные и опасные минуты, но зато была и относитель­ная свобода. Отношение старших начальников - командира бригады и командиров полков ко мне было предупредительное, сердечное, а со стороны родственной казачьей среды офицеров, в большинстве с которыми нас к тому же связывало и общее начальное воспитание в од­ном и том же Донском Императора Александра 3-го кадетском корпусе, дружеское и товари­щеское. За эти 8 месяцев мне удалось два ра­за, во время боевого затишья, с любезного раз­решения командира бригады съездить на корот­кий срок и в Варшаву, воспользовавшись пред­ставлявшей автомобильным сообщением. Оста­навливался я там всегда, по памяти еще мирного времени, в гостинице «Полония» и старался насладиться омовением в известных «Римских Санях», а кроме того, и с задачей освободиться от непрошенных гостей, приобретенных за дол­гое время походов при ежедневно меняющих­ся ночлегах. Бывали периоды, когда мы каж­дый день куда-то шли по полям левобережной Польши. Сегодня в дождь и слякоть прима­щиваемся на ночлег в забитой пехотой дере­вушке, заботимся лишь о том, чтобы укрыть хоть как-нибудь уставших лошадей и накор­мить их, а самому, отвязав с седла бурку, сидя вздремнуть, прислонившись у дверей хаты. Иной раз, хотя это было не часто, когда мы были вдалеке от пехоты, ночевали прекрасно в каком-нибудь богатом помещичьем доме. Все были размещены и накормлены, а офицеры ужинали в столовой гостеприимного польского помещика. Он угощает чудным вином и зна­менитой польской водкой старкой, просит не стесняться, чтобы не досталось это добро нем­цам. Однажды во время одного из таких, прав­да редких, лукулловских ужинов, в столовую ти­хонько вошел мой вестовой и на ухо мне шеп­чет, что мой конь «Лорд» заболел, ветеринар­ный фельдшер говорит, что у него температу­ра. Отвечаю казаку, что сейчас приду, а у са­мого настроение упало, очень был огорчен, зав­тра выступать куда-то дальше, а конь за­болел. Решил лечить его так же, как и чело­века, налил незаметно в большой стакан золо­той старки, захватил со стола пустую бутылку от вина и тихонько вышел из столовой. «Лор­да» я застал грустно стоявшим, опустив голо­ву, и не обращавшим внимания на лежащее пе­ред ним сено. Перелил я старку в пустую бутылку, оставив в стакане по два добрых глот­ка фельдшеру и вестовому, подняли мы голо­ву коня кверху и всунули ему бутылку в рот. Тут я к своей радости увидел, что он не подвел своего хозяина и не только не протестовал про­тив такого лекарства, но даже облизал рот язы­ком, когда мы вынули пустую бутылку и опустили ему голову. Потом соломенными жгутами казаки хорошо растерли ему спину, бока, живот, грудь, покрыли попоной и остави­ли в покое. Не знаю, помогло ли чудодействен­ное лекарство или растирание, или все вместе взятое, во всяком случае утром я пошел на нем дальше и все было благополучно.

У меня не сохранилось, никаких записей, до­кументов или дневников, которые позволили бы мне точно, по дням, восстановить в полном объеме былые эпизоды нашего боевого прош­лого в 1-ю Великую войну, но во многом в этом отношении помогает мне сохранившийся по­служной список, который и сейчас своими точ­ными датами и лаконической записью застав­ляет меня вновь переживать главные момен­ты моего участия в войне. «Награжден орде­ном св. Владимира 4-й степени с мечами и бан­том за решительность, проявленную в боях у г. Ленчицы 18 сент. 1914 г. (Рус. Инв. 1915 г. №31. Выс. приказ 31 янв. 1915 г.)». Тогда об­щая обстановка нам, конечно, не была известна и мы, 8 сотен с батареей гвардейской каз. бри­гады, перед фронтом 2-й нашей Армии вели разведку, выслав вперед две разведыватель­ные сотни. Мы не знали, что 15 сентября в на­шем районе началось первое немецкое наступ­ление Макензена двумя корпусами на Варшаву. 25 сентября он занял Лодзь, а 26-го уже подо­шел к Гройпам, непосредственно угрожая Вар­шаве. Таким образом наши стычки 18 сентя­бре у Ленчицы были с передовыми разведывательными частями противника, на­ступавшего большими силами, о чем мы полу­чили в этот же день вечером извещение из шта­ба армии с приказанием немедленно отойти. Бригада начала готовиться к ночному переходу, а я как начальник штаба, на котором ле­жала организация разведки, оказался перед разрешением важнейшей задачи передать рас­поряжение двум разведывательным сотням, выброшенным примерно на 15 верст вперед, от­куда они маленькими разъездами уже на корот­кое расстояние освещали впереди них лежа­щую местность, чтобы они, ввиду грозящей опа­сности быть отрезанными, немедленно отходи­ли и присоединились к бригаде в указанном мною районе. Связь с ними я держал при по­мощи железнодорожного телеграфа. Одной сот­не я сразу же передал распоряжение, напомнив об уничтожении телеграфной ленты. Когда же я пытался передать приказание и другой, то тут к своему ужасу наткнулся на неожидан­ное препятствие: отказалась работать повреж­денная телеграфная линия как раз на нашем ближайшем участке. Отношение телеграфных чиновников было к нам благожелательное, и мне вскоре выяснили, что со следующего полу­станка, верстах в 10, линия исправна и можно будет связаться с сотней. Докладываю коман­диру бригады генералу Пономареву, что не могу выступить с ними, не предупредив разведыва­тельную сотню о грозящей ей опасности, а по­тому прошу его разрешить мне воспользовать­ся имевшимся временно при штабе маленьким частным польским автомобилем, хозяин кото­рого хотел тоже, в случае наступления немцев, уходить с нами. Ехать верхом я не мог, не зная дорог, да притом ночью, шагом, было бы очень медленно. Хозяин автомобиля, местный житель, знал хорошо и дороги и их качество. Генерал Пономарев разрешил и назначил мне в помощь адъютанта лб.-гв. Сводно-казачьего полка, оренбуржца подъесаула Наумова. Бри­гада пошла на восток, а мы с Наумовым, доверив нашу судьбу воле Божьей и благожелательно­му нашему польскому шоферу, отправились на запад, в темноту, без фар, в сторону противни­ка. Не скажу, чтобы мы чувствовали себя очень весело, будучи фактически беззащитны­ми со своими двумя наганами в случае встречи с противником, с которым сегодня днем у нас были столкновения, но другого выхода у меня не было. Господь был милостив. Бесшумно подъехали мы к полустанку, прошло много вре­мени пока я вызвал к аппарату Морзе коман­дира сотни, кратко передал ему обстановку и приказание немедленно «смывать удочки». С облегченным сердцем мы повернули обратно и догнали бригаду лишь к обеду, далеко от Лен­чицы, а к вечеру подошли, к моей радости, и обе разведывательные сотни. В своих статьях: «14-й Пограничный Конный полк в 1914 году» в №№ 104 и 105 «Военной Были», П. Маковой описывает много таких же переживаний, какие были и у нас, и, кроме того, я узнал, что в 14-й кавалерийской дивизии как раз и произошел такой печальный случай, к счастью окончив­шийся благополучно, когда у них во время от­ступления остались в тылу у противника два разведывательных эскадрона и одна донская сотня. По-видимому, связь с ними была не­надежная или выброшены они были очень да­леко вперед, почему и не были своевремен­но предупреждены о грозившей им опасности. Они около месяца укрывались в лесах, и то лишь благодаря доброжелательному отноше­нию к нам местного населения, и присоедини­лись только после того, как немецкая армия бы­ла отброшена первый раз от Варшавы. А что могло случиться, если бы не удалось немцев отбросить, как это было во время второго немец­кого наступления, два эскадрона погибли бы или были бы взяты целиком в плен. После того как меня подвела как будто и хорошо на­лаженная связь, в будущем при высылке раз­ведывательных сотен я особенное внимание уделял службе связи с ними различными спо­собами, а также старался не высылать их очень далеко от ядра бригады. Предупредив свои сотни о грозившей им опасности, я считал толь­ко, что выполнил в боевой обстановке свои слу­жебные обязанности, ничего особенного в этом не находил и никак не думал и не предполагал, что это даст повод генералу Пономареву, а вер­нее, как я узнал впоследствии, командиру лб.-гв. Атаманского полка Великому Князю Бо­рису Владимировичу предложить генералу По­номареву представить меня к первой боевой награде, да еще такой большой, как орден св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом. Мы бы­ли уже на Наревском фронте, около Ломжи с. Дроздово, было это примерно в конце марта 1915 г, когда я получил там присланный мне изящный, казенного образца, орден св. Влади­мира. Великий Князь был доволен успехом своего ходатайства и благожелательно меня по­здравлял. Генерала Пономарева не было уже в это время с нами, он получил донскую каза­чью дивизию.

П. Маковой в своей статье говорит, что кон­ный корпус генерала Новикова был прижат к р. Виоле и с трудом переправился на правый берег, это был уже октябрь месяц и распутица. Отсюда корпус был переброшен походным по­рядком к Новогеоргиевску, где снова переходит на левый берег Вислы и выбивает немцев из Сохочева. Я думаю, что все это происходи­ло не в октябре, а в последних числах сентября. Мы, гвард. каз. бригада, тоже были в это вре­мя где-то здесь поблизости, на правом фланге

2-й нашей армии генерала Шейдемана, который 1 октября 1914 г., развернув справа налево 2-й Сиб., 4-й, 1-й арм. и 2-й Сиб. корпуса, нанес немцам сильный встречный удар у Прушкова. 2,3 и 4 октября он продолжал теснить против­ника, заняв Блоне. Мой послужной список го­ворит: «Участвовал в боях в отряде генерала Пономарева под Лешно, Блоне, ф. Пасс 1914 г. окт. 1. и при взятии г. Ловича окт. 4». Что ка­сается Блоне и ф. Пасс, то как сейчас вижу перед своими глазами огромное поле, местами покрытое небольшим кустарником, и на этом поле многочисленные разреженные строи, по-казачьи - лавы. На западном фланге мы, гвар­дейская каз. бригада, а левее нас, восточнее, части конницы генерала Новикова, и все эти ла­вы двигаются с севера на юг, к болотистому и заросшему ручью, где-то там был и ф. Пасс, а из-за ручья редким артиллерийским огнем нас обстреливают немецкие батареи. При более близком подходе к ручью противник открывает сильный ружейный и пулеметный огонь, за­ставляющий нас откатываться назад. Тут нам в этом месте, несмотря на нашу общую и мою «личную» храбрость, т. к. за это бои и я по­лучил орден св. Анны 4-й степени, т. е. алый темляк («клюкву», как говорили в обиходе), а на рукоятке шашки надпись «за храбрость», тут нам прорваться не удалось и мы пошли к северу, пробуя глубже выйти в тыл противни­ка. Продвигаясь 4 октября от Сохачева к Ловичу, мы его ночью захватили, выгнав оттуда саксонцев. Как мы его взяли, я уже писал в № 104-м «Военной Были».

Не имея возможности сразу продвинуться дальше, мы продолжали отсюда вести свою ра­зведку, а наша 2-я армия, сбивая противни­ка, 11 октября отбросила его за р. Равку, а 17 октября заняла Лодзь. Гинденбург еще 14 октября предписал своим войскам прервать сра­жение, и 9-я германская армия, которая была перед нами, стала быстро отступать на грани­цу, разрушая дороги и мосты. А. Керсновский пишет: «Ген. Шейдеман топтался на месте и утратил всякое соприкосновение с против­ником. Никто не знал, куда отступила гер­манская армия, несмотря на наличие семи с половиною кавалерийских дивизий». Я, лично, считаю, что генерал Шейдеман успешно сделал свое дело с нашей доблестной пехотой и артил­лерией, и не он виноват, что у него не было настоящих кавалерийских, начальников. Кон­ница была у нас первоклассная. Нет счета ли­хим, блестящим атакам разъездами, эскадрона­ми, сотнями и полками, дивизиями - редко (Келлер, Каледин, Крымов), а кавалерийскими корпусами просто не было. Тут, на правом фланге нашей 2-й армии, мы в это время едва ли могли похвалиться своими действиями. На­сколько помню, как-то вышло так, что мы долгoe время никак не могли перегнать свою бы­стро наступающую пехоту, а потому, конечно, и потеряли соприкосновение с противником, ко­торый очень быстро оторвался и отступил на запад, а там у себя также быстро перебросил главные силы на север и создал к 29 октября опять грозный кулак у Торна для второго на­ступления на Варшаву.

20 октября 1914 г. к нам присоединился у м. Гостынин, около Кутно, и лб.-гв. Казачий Его Величества полк, находившийся до этого времени при Ставке Верховного Главнокоман­дующего в Барановичах. Примерно в это вре­мя 1-я и 2-я бригады, 1-й гвардейской кавале­рийской дивизии закончили свои боевые опера­ции в Восточной Пруссии и были отведены на продолжительный отдых и к нам прибыл, как оставшийся временно без работы, в свою, 3-ю бригаду, гвардейскую казачью, генерал Казнаков, начальник 1-й гвардейской кавал. дивизии со своим начальником штаба полковником Ле­онтьевым. Он взял нас под свое руководство и управление. Мне, конечно, пришлось пони­зиться в своем ранге и с нештатной должности начальника штаба отдельно действующей бри­гады перейти на амплуа адъютанта Ген. шта­ба при временном штабе генерала Казнакова. Между прочим, он совершенно игнорировал своего начальника штаба и с ним не разговари­вал, так что ко всему прочему мне приходилось еще и быть посредником между ними.

О действиях нашей бригады при генерале Казнакове от начала и включительно до Лодзинской операции писать не буду, потому, что этот период прекрасно и подробно описан ге­нералом К. Р. Поздеевым в «Бюллетене Му­зея лб.-гв. Казачьего полка», № 6, за декабрь 1964 г., и приведу лишь отдельные выдержки главным образом о том, как мы наступали на Брезины 8 ноября, и то после того, как генерал Казнаков на походе получил телеграмму, вру­ченную ему догнавшим нас мотоциклистом: «Генералу Казнакову. Предписываю вам со­вместно с Кавказской кавалерийской дивизией генерала Шарпантье, которая подчиняется вам, ударить в тыл германской армии, действующей против нашей второй у Лодзи. Помните, что у вас лучшие полки кавалерии Российской Импе­рии. Требую действовать смело и решительно, не останавливаясь ни перед какими потерями. Генерал-адъютант Ренненкампф». До Брезин было еще 14 верст, время осеннее, надо было торопиться, но мы не торопились. Генерал Каз­наков решил наступать на Брезины с востока, а генерал Шарпантье должен был охватить их с юга, но он тоже, видимо, не спешил. И мы постояли за гребнем в резервной колонне и ге­нерал Шарпантье тоже, а, перейдя р. Мрозу, спешились атаманцы и две сотни лб.-гв. Сводно-казачьего полка и начали медленное наступ­ление. Как сейчас вижу перед собой картину: внизу, верстах в двух, лежат Брезины, а вле­во, в 5 верстах, по бугру ясно проектируется на горизонте длиннейшая немецкая обозная коло­на, спокойно идет повозка за повозкой по до­роге из Брезин на Витковцы. Все это проис­ходит перед глазами генерала Шарпантье, но он ни одного полка не послал, чтобы захватить этот обоз, и только один или два эскадрона Северского драгунского полка бросились, по соб­ственной инициативе и захватили несколько повозок. Время подходит к 16 часам 30 м. Ген. Казнаков, вероятно, уже подумывает о ночле­ге, а вправо от нас, из Канзацина в Брезины уже подходили разведчики 6 Сибирский стрел­ковой дивизии. Ген. Поздеев пишет: «Каза­лось все складывалось к тому, чтобы одним броском победоносно закончить бой, а затем пе­редать его подходящей пехоте, но генерал Каз­наков решил иначе, он приказал прервать бой и идти на ночлег назад в Ежов. Это распоря­жение вызвало неудовольствие в среде его шта­ба и стоявшей группы офицеров - казаков. Подъесаула Шляхтина, пытавшегося протесто­вать против такого решения, генерал Казнаков резко оборвал». Да, мне за это попало. Если бы у нас был бы генерал Каледин или Келлер, то, конечно, эпопея с Брезинами легко закон­чилась бы полным поражением немцев. А. Керсновский совершенно правильно нас осуждает. Он говорит: «Окруженная группа Шеффера - остатки четырех дивизий - смогла пробить­ся к своей армии. 10 ноября она отступала на виду у наших конных масс: Шарпантье и Но­виков (почему-то он не упомянул и о нас с Казнаковым), беспрепятственно пропустили не­приятельские обозы и артиллерию и не поду­мали отбить многочисленных наших пленных. 11 ноября немцы подошли к Брезинам, в ноч­ном бою рассеяли два наших полка 6-й Сибир­ской стрелковой дивизии, беспечно стоявших и ни о чем не осведомленных, и вышли из ок­ружения. Наши кавалерийские начальники дали немцам беспрепятственно вывезти всю свою артиллерию, обозы, раненых и, что обид­нее всего, трофеи - 16.000 наших пленных и 64 пушки».

16 ноября, после совещания в Седлеце Став­ка увидела невозможность вторжения в Герма­нию, и было решено осадить весь Северо-За­падный фронт по настойчивому давлению Глав­нокомандующего этим фронтом генерала Руз­ского назад, на линию рек Бзуры и Равки, а немцы в это время перебросили с французского фронта на наш 4 корпуса и 7 кавалерийских ди­визий, и вновь перешли в наступление 19, 20 и 21 ноября, нанося главный удар по нашей пра­вофланговой 1-й армии, в направлении п. Илов-Сохачев. После наших не совсем удачных действий под Брезинами, мы, гвардейская казачья бригада с генералом Казнаковым, опять попали в эти знакомые места. Послужной спи­сок мне напоминает: «Участвовал в бою в от­ряде генерала Казнакова у п. Илов - 1914 г. ноября 20 и 21-го». Не помню, имело ли это место в тот период, когда мы были на правом фланге 1-й армии перед Лодзинской операцией или уже теперь после нее, во время боев под п. Илов, но припоминается тоже неприятная кар­тина. Уже совсем темно. Простояв целый день за флангом пехоты, где идет сильный бой, все время слышен гул кипящего, рокочущего кот­ла от нашей и неприятельской стрельбы, мы, как всегда по расписанию, уходим верст за 10 на ночлег. Прошли версты три и наткнулись на группу всадников, начальствующих лиц, ко­мандира корпуса или армии. Мне почему-то ка­жется, что это был генерал Чурин. Слышим окрик: «Кто и куда?» Постояли минут пять, генерал Казнаков что-то тихо докладывал, не было слышно. Я чувствовал себя очень нелов­ко и уверен, что и многие из нас чувствовали себя так же. Хорошо знаю, что не так люди, как лошади нуждаются в определенном отдыхе, иначе в нужную минуту они откажутся нам служить, но в такой боевой обстановке этот отдых надо распределять поочередно. Во вся­ком случае начальство продолжало свой путь к линии боя, а мы пошли на ночевку. Неодно­кратно генерал Казнаков с начальником штаба, со мною и одним-двумя офицерами ординар­цами от полков, находясь на фланге пехотной линии боя, водил нас позади этой линии инте­ресуясь, по видимому, ближайшей обстановкой и степенью устойчивости положения. Верхом на лошади мы представляли собою очень замет­ную группу. Пули посвистывали над нашими головами, и я как-то сказал своим спутникам, что наш генерал лично храбрый человек, а мне кто-то из офицеров тихо говорит, что он глу­хой и полета пуль не слышит.

К 9 декабря наши 1-я и 2-я армии Северо­-Западного фронта прочно закрепились на Бзуре и Равке, началась зимняя окопная война, по­ложение упрочилось и бригаду нашу отвели на отдых за Варшаву. Не помню точно, когда мы распрощались с генералом Казнаковым, но мой послужной список мне напоминает, что хоть и были расхождения в наших взглядах, вроде резкого окрика под Брезинами, он все-таки уезжая меня не забыл и представил к ордену св. Анны 3-й степени с мечами и бантом за «бои под его руководством» в период с 29 октября по 24 ноября 1914 г. (Рус. Инвалид 1915 г. № 203).

Последним командиром гвардейской казачь­ей бригады, у которого я еще исполнял долж­ность начальника штаба, был Свиты Его Вели­чества генерал-майор Иван Давыдович Орлов. В это время, кажется, уже и генерал Богаевский получил у нас лб.-гв. Сводно-казачий полк, помню под Ломжей его спокойную в бою фигуру, обходящую казаков, лежавших в це­пи. Генерал Граббе, наверно, был уже назна­чен Донским Атаманом. Иван Давыдович ко мне относился хорошо. Меня он всегда удивлял сво­ею оригинальностью. Во время походов мы с ним останавливались всегда в одной хате или комнате. Мой Бирюлин сразу же приносил мне вьюк - походную кровать, простынка, бур­ка, подушечка, рядом какой-нибудь ящичек, в бутылке свеча, и я уже себя чувствовал, как дома. Что же касается генерала Орлова, ему приносили в угол пучек чистой соломы, чем-то это покрывалось, тоже ставилась свечка, он ук­ладывался, беспрестанно курил крученки и читал английский роман, а тут же, где-то ря­дом стоял его маленький экипаж, солидно уло­женный и также крепко увязанный брезента­ми, никогда не развязывавшийся. Что там бы­ло, не знаю, но слышал, что все что угодно для комфорта, вплоть до резиновой ванны. Не помню точно, где-то нас защучили, пришлось быстро сматывать удочки, экипажик не успе­ли или забыли вывезти и он попал в плен. Я слышал, что он был очень богатый человек, на Конногвардейском бульваре в Петербурге имел большой особняк, он да супруга и больше, ка­жется, никого, большой друг Великого Князя Николая Николаевича, но скупость была, по-моему, у него природная. Уже будучи под Ломжею мы с ним устроились с атаманцами очень удобно на пивоваренном заводе в с. Дроздове. На нашем фронте в это время было спокойно, и мы по вечерам развлекались картами в весе­лую игру «тетку». Это - распасовка винта, надо было стремиться к тому, чтобы взять воз­можно меньше взяток, а тем более штрафных, которых было 9, для них и лежало на столе 9 спичек. Карта, вынутая из другой колоды, на­пример, семерка пик, указывала, что если все взятки, в которых были дамы считались штрафными, то в данном случае дама пик счи­талась «теткой» с двойным штрафом, кроме того штрафными были сама семерка пик, седь­мая взятка, последняя и большинство. Генерал Орлов очень любил эту игру. Вокруг столика всегда стояли интересующиеся игрой офицеры, хохотали, когда кто-нибудь тянул штрафные взятки, особенно главную штрафную даму, «тетку», кончалась игра 30 копейками, но инте­ресно было то, что Иван Давыдович не лю­бил проигрывать, не из-за денег, конечно, а просто не любил, когда ему не везло, и в этом случае всегда сердито оглядывался на тех, кто стоял у него за спиной, и иногда просто предла­гал им пойти погулять. Такого виртуоза ру­гателя, как он, я не встречал, особенно он изощ­рялся утром во время умывания, когда пе­ред ним стоял таз, а неловкий денщик не мог ему угодить, не особенно удачно поливал наби­рая кружкой из полного ведра с водой. Но ка­ким героем он себя держал, как и генерал Наза­ров, под большевистским расстрелом в Новочеркасске, после захвата его Голубовым. Цар­ство ему Небесное! За мои «боевые подвиги», в короткий период действий бригады под его ру­ководством он не забыл и меня, представив к ордену св. Станислава 2-й ст. с мечами «За отличие в бою под Ломжею 11 февраля 1915 г.». (Вып. прик. 1915 года, мая 22).

Перешел я в штаб Гвардейского корпуса во время затишья на нашем фронте, когда, как раз в это время, 11 мая 1915 г., Италия объя­вила войну Австро-Венгрии. Рассказывали, смеясь, что будто в полках у музыкантов не было партитуры итальянского гимна, поэтому без музыки пришлось петь песенку: «Как хо­роши с швейцарским сыром макароны!» Теперь мне пришлось быть не участником, как было в гвардейской казачьей бригаде, сидя на коне, а лишь свидетелем двух серьезных боевых опе­раций, в которых участвовал Гвардейский кор­пус. Ввиду давно уже продолжавшегося отхо­да нашего Юго-Западного фронта под давле­нием крупных германских сил и недостатка у нас артиллерийских снарядов и ружейных пат­ронов, в последних числах июля 1915 г. наш Гвардейский корпус и 2-й Сибирский были пе­реброшены к Красноставу на помощь обесси­левшей 3-й армии генерала Леша. Как раз 3 июля ее атаковали 4-я австро-венгерская и 11-я германская армии начав Красноставское сраже­ние. А. Керсновский пишет, что 5 июля прус­ская гвардия разбилась о нашу. Немцам все-таки удалось прорвать наш фронт на стыке 2-го Сибирского корпуса и соседней нашей армии генерала Горбатовского, и генерал Леш, несмот­ря на успех нашей гвардии и протесты ге­нерала Безобразова, который хотел перейти в наступление, приказал всей 3-й армии, а с нею и нам, отходить. Мы в эти бессонные ночи бы­ли свидетелями, расшифровывая и читая эти переговоры генерала Безобразова с генералом Леш, который на требования нашего команди­ра корпуса отвечал ему в таком смысле, что если бы все части были в таком блестящем ви­де, как доблестный Гвардейский корпус и так же, как он, снабжены, то и он бы перешел в наступление, добавив к этому «нет ни одного патрона». Мы были принуждены со всеми вме­сте, шаг за шагом, отходить с боями. Вторая наша операция была, когда нас перебросили за­щищать Вильно. И там тоже отход соседних войск заставлял отходить и нас. В Вильно штаб корпуса располагался в военном здании, если не ошибаюсь, - в здании военного училища, но и то ненадолго. Начальником штаба корпуса тогда был бывший мой преподаватель тактики в Михайловском артиллерийском училище Ге­нерального штаба полковник, а теперь генерал Антипов. Его полководческим способностям мы не особенно доверяли; правда, в тот период там и проявить-то их было негде.

На этой своей должности обер-офицера для поручений, на которой я пробыл немного бо­лее 4 месяцев, мне приходилось ежедневно и беспрестанно вести служебные разговоры по телефону со штабами наших дивизий. В 1-й гвардейской пехотной дивизии начальником штаба был полковник Греков, во 2-й - полков­ник Синклер и в гвардейской стрелковой - полковник Шуберский. Во время боевых дей­ствий и частых походов приказы наши на завт­рашний день писались обычно уже вечером, а если приказ сложный, то и поздно вечером, в штабы дивизий он попадал ночью, поэтому по соглашению и просьбе полковника Грекова, я предупреждал штабы дивизий возможно рань­ше, как только узнавал сам в нескольких сло­вах, что ожидает их завтра. Например: поход, выступление в 7 утра и больше никаких секрет­ных подробностей. Особенно это ценил пол­ковник Греков, он говорил, что узнав с вечера главное, мы предупреждаем полки быть к 7 ча­сам утра готовыми к выступлению и спокойно пораньше ложимся спать, а ночью уже отдох­нув, получаем приказ, разбираемся в деталях, не беспокоя полки до утра. У меня со штаба­ми дивизий установились хорошие, предупреди­тельные отношения, и я предполагаю, что это во многом помогло и способствовало тому, что мне была оказана большая честь, когда в на­чале сентября 1915 года в штабе 1-й гвардейской пехотной дивизии освободилась вакансия стар­шего адъютанта Генерального штаба, то гене­рал Нотбек, начальник дивизии, и полковник Греков предложили эту вакансию мне. 16 сен­тября 1915 г. я со всей своей семьей, с Бирюлиным, с лошадьми и пожитками переселился уже на новое место службы, а Высочайшим приказом 1915 г. декабря 1, был переведен в Ге­неральный штаб с переименованием в капита­ны и утверждением в занимаемой должности.

О моем пребывании, почти годовом, в этом штабе у меня остались самые светлые воспоми­нания. Милейший начальник дивизии Генера­льного штаба генерал фон Нотбек, бывший офи­цер лб.-гв. Егерского полка, по моему мнению был одним из лучших начальников, с которыми мне пришлось служить. В военном отношении он был, конечно, на своем месте, с твердым и решительным характером, прекрасно разбирал­ся в обстановке, а в личных отношениях с подчиненными был корректным и доброжела­тельным. Начальник штаба, тоже бывший лб.-гв. Егерского полка офицер, полковник Алек­сандр Петрович Греков был спокойный, серь­езный, но медлительный человек, похожий бо­льше на штатского, характера немного сумрачного, почему и называли его в штабе «темный». Любил покой, любил отдохнуть и днем с затемненными окнами, а тем более но­чью. Ко мне он относился хорошо и с полным доверием. Я его беспокоил ночью только в са­мых исключительных, особенно важных слу­чаях, когда сам не имел права разрешить соз­давшихся затруднений. Телефонная трубка пищалка, соединявшая меня с нашей цент­ральной станцией, лежала ночью всегда около моей подушки. В бою я был с дивизией толь­ко один раз, 15 июля 1916 г., на реке Стоходе, но передвижений и подготовок к предполагае­мым боям было много, и мы, смеясь, говори­ли, что нас, гвардию, носили позади фронта, как чудотворную икону, останавливали там, где предполагался прорыв неприятельского фрон­та, чтобы бросить собранный кулак для его раз­вития. Командир 1-й бригады (Преображенцы и Семеновцы) генерал Гольдгоер, бывший Преображенец и командир лб.-гв. 4-го стрелкового Императорской Фамилии полка, симпатичный, веселый, жизнерадостный. Командир 2-й бри­гады (Измайловцы и Егеря) генерал Круглевский, бывший командир лб.-гв. Измайловского полка, тяжело раненный, потерявший руку. Я забыл подробности этого печального случая, но сейчас мне его напомнил всезнающий А. А. Керсновский, когда я заглянул в его книжку «Философия войны». Он говорит: «В ночь на 4 февраля 1915 г. немцы внезапно атакова­ли стоявший на отдыхе у Едвабно (Ломжинский фронт), лб.-гв. Измайловский полк. Не­приятелю удалось дорваться до штаба полка и забросать его гранатами. Командиру полка ге­нералу Круглевскому оторвало руку. Немцы бросились на раненого генерала, но случивший­ся тут подпрапорщик Карп Ставицкий грудью защитил командира; став в дверях избы, он убил двух германцев, ломившихся в дверь, и удержал остальных до прибытия поддержки».

У нас в штабе дивизии была полковая систе­ма управления, и штаб непосредственно сам имел дело с полками, а командиры бригад бы­ли совершенно свободны. Помню еще в мир­ное время была такая глупая поговорка, кото­рую мы, смеясь, применили и к моему отцу, когда он в 1912 году получил 2-ю бригаду 6-й кавалерийской дивизии: спрашивается, кому привольно жить на Руси, и отвечают: коту, ксендзу и бригадному командиру. Вероятно потому, что командир бригады был всегда сво­боден, фактически никем не командовал и ни за что не отвечал. Младшие чины штаба диви­зии, старшие адъютанты по хозяйственной и ин­спекторской части и прикомандированные из полков офицеры для связи, составляли малень­кую, дружную семью. Многие фамилии я за­был, но. помню артиллериста поручика Скря­бина, подпоручика Воеводского, маленького егеря подпоручикa князя Оболенского, подпо­ручика Малецкого, дивизионного интенданта капитана Черныша. При штабе была 6-я сотня лб.-гв. Казачьего Его Величества полка с есау­лом Мишаревым и сотником Берладиным. От­ношения со всеми были простые и дружеские, тем более, как я узнал позже, когда, сойдясь ближе, окружающая гвардейская семья и меня сердечно приняла в свою среду, и что они очень недолюбливали моего предшественника, Ге­нерального штаба, капитана Гущина и не осо­бенно грустили, когда он уехал, получив долж­ность начальника штаба какой-то дивизии. Мне было неприятно, что наш донской казак не сумел создать хороших отношений в таком прекрасном штабе. Александр Федорович Гу­щин, донской артиллерист, старше меня по вы­пуску из кадетского корпуса года на четыре, где я его хорошо помню, окончил Академию пер­вым в 1910 году, был безусловно способный и талантливый офицер Генерального штаба, но неприятен в обращении с людьми, по-видимо­му, страдая отсутствием скромности, а потому и был заносчив. Добрые и дружеские отноше­ния установились у меня и с полковыми адъю­тантами. По нескольку раз в день, а когда надо и ночью, сидели мы с ними у противопо­ложных концов телефонной проволоки, нас со­единяющей. Поручик Малевский Малевич - Преображенец, если память не изменила, пору­чик Зайцов - Семеновец, кажется штабс-капитан Прохоров - Измайловец и пор. Скорино - Егерь.

Нас, чинов штаба, было, я думаю, человек 12, а за обеденный стол очень часто садилось около 20. Едущие в отпуск, в командировки, и возвращающиеся всегда задерживались в шта­бе дивизии, а, кроме того, бывали часто и слу­чайные гости. Питались мы прекрасно, всего было вдоволь, мало чем все отличалось от мир­ного времени, повара были отменные из числа ресторанных, призывных по мобилизации. В дивизии было 5 санитарных учреждений, 2 соб­ственных, штатных, для каждой пехотной ди­визии лазарета, летучка Мраморного дворца, 3-й передовой отряд Красного Креста и поль­ская летучка. У нашего хозяина собрания с ними было полюбовное секретное соглашение, в течение пяти недель каждое санитарное уч­реждение уделяло штабу дивизии, одну неделю по очереди, делясь с ним в эту неделю не­большим количеством спирта. Ген. Гольдгоер оказывал нам содействие, помогая доставать из походного отделения магазина Гвардейского Экономического Общества известное количест­ва коньяка для приготовления замечательной старки, доставали для этой цели и черносморо­диновый лист. На столе за обедом всегда стоя­ли два графинчика, сегодня золотистой стар­ки, а на другой день зеленой черносмородиновой. Как-то обедал у нас командир лб.-гв. Преображенского полка генерал Дрентельн, ему очень понравилась наша настойка, налив другую рюмку и чокаясь с генералом Нотбеком, смеясь, говорит он: «Мы за вами, Ваше Превосходительство, готовы и в огонь, и в во­ду!» Познакомились мы с поручиком Скря­биным с милыми сестрами летучки Мраморного дворца, помню, там были Колюбакина, Абаза, Языкова и еще кто-то, они приглашали нас играть в винт, и мы долгое время, когда позво­ляла обстановка и летучка была расположена близко от штаба, ходили в гости, весело игра­ли в винт и приятно проводили время, но это не понравилось Уполномоченному, начальнику летучки, и мы перестали туда ходить.

Когда нас куда-нибудь перебрасывали для образования кулака у ожидавшегося в том ме­сте прорыва неприятельского фронта, а пере­броска требовала, по крайней мере, двухнедель­ного срока, то обыкновенно генерал Нотбек и полковник Греков уезжали на это время в от­пуск, а мы с генералом Гольдгоером их заме­няли и выполняли довольно сложные и кропот­ливые операции походного движения дивизии с ее многочисленными придатками и сосредото­чения в указанном новом районе. Как сейчас ясно вижу, не помню, конечно, когда это было и в каком месте, но во всяком случае в конце одного из переходов. Мы только что с генера­лом Гольдгоером слезли с лошадей у ворот до­ма, отведенного для ночлега штаба дивизии, как показался невдалеке, во главе с командиром полка Генерального штаба полковником Соваж, лб.-гв. Семеновский полк, который должен был пройти мимо нас в отведенную ему для ночле­га, в версте отсюда, деревню. Пропустив полк, генерал Гольдгоер пригласил командира полка остаться с нами пообедать. Полковник Соваж, поблагодарив, отказался и пошел галопом до­гонять полк, чтобы лично присутствовать при его размещении. Не прошло и полчаса, как прискакал ординарец с сообщением, что ло­шадь командира полка, спотыкнувшись, упала, а полковник Соваж, упав головой на камень, убит на месте. Семеновцам в этом отношении не везло, долго не было у них настоящего хо­зяина полка, все время были командующие, и наконец они получили, по-видимому, отлично­го командира Генерального штаба полковника Соважа, бывшего офицера, кажется, лб.-гв. Ки­расирского Его Величества полка, но после Ака­демии взявшего направление на пехоту. Зна­ющий, трудолюбивый, заботливый, он много работал по боевой подготовке полка, обучению атаке укрепленной позиции и т. д.

(Окончание следует)

Генерального штаба полковник Шляхтин

К 21 часу опять собирались и обобщались данные по обстановке, и мы готовились к поездке в Ставку с итоговым докладом за сутки в целом. Вызов туда следовал, как правило, после 23 часов. Когда на фронтах дела шли хорошо, доклад обычно проходил быстрее, но после него Сталин иногда приглашал нас посмотреть кинокартину, преимущественно фронтовую хронику. Нам было не до того. В управлении ожидала работа без конца и края. Но отказываться не осмеливались. Я сидел в кресле, обнимая портфель с оперативными картами. Особенно, долго засиживались, если у Сталина были какие-нибудь иностранные гости. Им-то он обязательно показывал кинокадры о событиях на фронтах, причем и те, которые мы успели просмотреть раньше.

На исходе суток помимо нашего итогового доклада в Ставку представлялись ещё и боевые донесения за каждый фронт в отдельности. Их подписывали военные советы фронтов, а Генштабом они только принимались по телеграфному аппарату Бодо, перепечатывались на машинке и в заверенных копиях рассылались по списку.

Таким образом, в течение суток Ставка получала три боевых донесения, два из которых рождались в Генштабе и одно - непосредственно на фронтах. Кроме того, для Сталина лично мы готовили двухсоттысячные карты по каждому фронту и одну сводную масштаба два с половиной миллиона. Меняли карты по мере необходимости: двухсотки примерно через два-три дня, а сводную - раз в пять-шесть дней. Отвечал за это лично С.П. Платонов.

Так день за днём протекала работа Оперативного управления вплоть до окончания войны. В других управлениях Генштаба порядок был тот же, но содержание работы, конечно, другое. Не могу не вспомнить и о так называемом корпусе офицеров Генерального штаба. Он начал своё существование в 1941 году и первоначально был довольно многочисленным.

В самом начале своей книги я уже рассказывал, что в первые тяжёлые месяцы войны до Генштаба доходили порой самые скудные и противоречивые данные о положении на фронтах. Нередко мы знали о противнике гораздо лучше, чем о своих войсках. И чтобы хоть как-то восполнить этот пробел, операторы сами летали выяснять, где проходит передний край нашей обороны, куда переместились штабы фронтов и армий. При этом одни погибали, другие надолго выходили из строя по ранению, многих командующие фронтами просто не отпускали обратно, а назначали своей властью на различные должности в войска.

Убыль квалифицированных кадров операторов была настолько значительна, что руководству Генштаба пришлось в конце концов принять решение о создании специальной группы командиров для связи с войсками. Сначала она числилась при Оперативном управлении, а потом, по предложению В.М. Шапошникова, её изъяли от нас и сделали самостоятельной. Ставка назвала эту группу корпусом офицеров Генерального штаба. За всю историю Красной Армии слово «офицер» было применено здесь впервые. Тем самым как бы подчёркивался специфический характер работы и подчиненности: в то время как все другие должностные лица кадрового состава наших Вооружённых Сил назывались либо командирами, либо начальниками, люди, представлявшие в войсках Генштаб, именовались офицерами Генерального штаба. Во главе корпуса офицеров Генштаба был поставлен человек исключительной честности и трудолюбия - генерал-майор Н.И. Дубинин. Впоследствии его заменил другой ветеран Оперативного управления генерал-майор Ш.Н. Гениатулин. А заместителем по политической части и у первого и у второго являлся генерал-майор Ф.Т. Перегудов.

Вначале офицеры Генштаба, выполнив задачу в действующей армии, возвращались обратно в Москву. Но некоторое время спустя было признано более рациональным постоянно держать офицеров Генштаба при фронтах и армиях, а на некоторых направлениях - даже при корпусах и дивизиях. Одновременно устанавливалась строгая система руководства и подчинения: старшему офицеру Генштаба, работающему при фронтовом управлении, подчинялись офицеры Генштаба в армиях, а последним - их коллеги в корпусах и дивизиях.

Круг обязанностей офицеров Генштаба был достаточно широк. Они проверяли положение и состояние войск, их обеспеченность всем необходимым для жизни и боя, докладывая результаты прямо в Генштаб.

Особое внимание обращалось на достоверность докладов. Офицер Генштаба имел право докладывать только о том, что видел собственными глазами, а не со слов других лиц или по штабным документам. После того как прошла сумятица первых месяцев войны, текущую обстановку он уже не докладывал.

Многие из офицеров Генерального штаба неоднократно попадали в сложные боевые переделки и проявляли при этом истинный героизм. Хорошо помню случай с капитаном В.А. Блюдовым и подполковником А.Д. Марковым. Находясь при 2-м танковом корпусе 3-й танковой армии, 24 марта 1943 года у села Кицевки, западнее Купянска, они взяли на себя командование попавшими в тяжёлое положение несколькими артиллерийскими подразделениями. Вскоре Блюдов был ранен, но его удалось спасти. Марков же продолжал поорудийно отводить артиллерию из-под вражеских ударов, пока не был убит прямым выстрелом из танка. За свой подвиг он посмертно награждён орденом Отечественной войны I степени».

Штеменко С.М., Генеральный штаб в годы войны, М., «Военное издательство Министерства обороны СССР», с. 134-139.

  • Дата формирования:
  • Дислокация:
  • Входил в:

История

Корпусом офицеров генерального штаба управляет канцелярия генерал-квартирмейстера, которая в 1832 году была переименована в "департамент генерального штаба", как один из департаментов военного министерства. Тогда же на департамент генерального штаба кроме административных функций по руководству корпусом офицеров генерального штаба были возложены обязанности по учету общего расположения, расквартирования, действий сухопутных войск, руководство Императорской военной академией, геодезическими съемками и всей картографией.

По штату 1832 года в составе корпуса офицеров генерального штаба числилось:

Генералов гвардейского генерального штаба и генерального штаба -17, полковников гвардейского генерального штаба -2, полковников генерального штаба -30, подполковников генерального штаба -48, капитанов гвардейского генерального штаба -4, капитанов генерального штаба -54, штабс-капитанов генерального штаба -60, поручиков гвардейского генерального штаба -6, поручиков генерального штаба -68, подпоручиков гвардейского генерального штаба -4. офицеры гвардейского генерального штаба это просто либо гвардейские офицеры, которых перевели на штабную службу, либо офицеры генерального штаба, которым за их боевые отличия были даны гвардейские права.

Никакого отдельного гвардейского генерального штаба не существовало.

Корпус офицеров Генерального штаба как особая замкнутая корпорация внутри русского офицерского корпуса окончательно оформился в 90‑х гг. XIX в. К началу ХХ в. престиж офицера Генерального штаба значительно возрос. Офицеры Генштаба, представляя элиту русской армии, были кандидатами на высшие командные и штабные должности. Поэтому строевые офицеры к генштабистам относились плохо и, завидуя их быстрому карьерному росту, придумали для них презрительную кличку – «момент». Генштабисты платили строевикам той же монетой и сами свысока смотрели на тех, кто не учился в , считая их неудачниками и людьми, несведущими в военной науке.

Годы учебы в Николаевской академии Генерального штаба были серьезным испытанием для слушателей, учебный курс был достаточно труден, а программа, по мнению многих выпускников, перегружена. В чем‑то такой подход являлся оправданным, ведь от полученных слушателями навыков зависели жизни людей и исход боевых действий. Основной курс обучения в академии был разделен на два годичных класса (младший и старший) и состоял как из теоретических, так и из практических занятий. Главными предметами являлись тактика, стратегия, военная администрация, военная история, военная статистика, геодезия, вспомогательными – русский язык, сведения по части артиллерийской и инженерной, политическая история, международное право, иностранные языки. Что касается иностранных языков, то изучение как минимум одного из них являлось обязательным, два других языка можно было изучать по желанию. Между слушателями академии существовала острая конкуренция, связанная с рейтинговой системой оценок при выпуске.

Отбор кандидатов в Генеральный штаб был многоступенчатым и практически исключал доступ туда случайных людей. Достаточно отметить, что в процессе обучения от академии в начале ХХ в. отчислялось не менее 40 % зачисленных в младший класс офицеров. В то же время успех или неудача в академии много значили в карьере и жизни офицера, предопределяли всю дальнейшую службу офицера, круто меняли характер человека и его жизненные установки.

Обучение в академии одного офицера обходилось государству в 40 000 руб. Оценки за сдачу предметов выставлялись по двенадцатибалльной шкале: «отлично» – 12 баллов, «весьма хорошо» – 10–12 баллов, «хорошо» – 8–9 баллов, «удовлетворительно» – 6–7 баллов, «посредственно» – 4–5 баллов, «слабо» – 1–3 балла. Летом слушатели участвовали в съемках и практических занятиях по тактике. Офицеры, получившие по окончании старшего класса в среднем не менее 10 баллов и не имевшие неудовлетворительных оценок, считались окончившими курс по первому разряду и зачислялись на дополнительный курс. Те, кто получил менее 10 баллов, считались окончившими академию по второму разряду и отчислялись в свои части. Такие офицеры, «не попавшие в Генеральный штаб, быть может, благодаря только нехватке какой‑нибудь маленькой дроби в выпускном балле, возвращались в строй с подавленной психикой, с печатью неудачника в глазах строевых офицеров и с совершенно туманными перспективами будущего»

Должности, которые должны были комплектоваться генералами генерального штаба:

  • военный министр,
  • генерал-квартирмейстер Главного Штаба,
  • директор военно-топографического бюро Главного Штаба,
  • начальник отделения ученого комитета Главного Штаба,
  • пять генералов для особенных поручений при Главном Штабе,
  • два генерала при государственных съемках,
  • обер-квартирмейстер гв.корпуса (к этому времени все гв. полки сведены в гв.дивизии, а те в гв.корпус),
  • генерал-квартирмейстер при главной квартире армии,
  • обер-квартирмейстер Кавказского армейского корпуса,
  • обер-квартирмейстер отдельного корпуса внутренней стражи,
  • обер-квартирмейстер при военных поселениях.

Кроме того, на время пребывания в должности причислялись к генеральному штабу:

  • директор академии,
  • начальники главных штабов армий,
  • начальники штабов корпусов.

Офицеры генерального штаба и гвардейского генерального штаба назначались на различные должности в штабах армий, корпусов и дивизий. Перечень таких должностей весьма велик и в рамках данной статьи привести его невозможно. Эти должности должны были укомплектовываться выпускниками академии. Поэтому Главный штаб каждый год устанавливал количество слушателей, принимаемых на первый курс академии, исходя из того, сколько может понадобиться офицеров генерального штаба через три года (срок обучения в академии), с учетом потенциальных войн.

В военное время должности, которые должны были быть занимаемы генералами и офицерами генерального штаба: В штабе армии:

  • генерал-квартирмейстер,
  • три старших адъютанта
  • четыре штаб-офицера для поручений,
  • четыре обер-офицера для поручений.

В штабе пехотного корпуса:

  • обер-квартирмейстер,
  • два старших адъютанта,
  • один штаб-офицер для поручений,
  • два обер-офицера для поручений.

В штабе резервного корпуса:

  • обер-квартирмейстер,
  • обер-офицер для поручений.

В штабе пехотной и ли кавалерийской дивизии:

  • дивизионный квартирмейстер,
  • обер-офицер для поручений.

К наименованию чина офицеров после причисления к Генеральному штабу добавлялось наименование последнего, например: «Генерального Штаба капитан», которое сохранялось и при повышении в чинах, на всё время состояния в списках Генерального штаба.

Командиры

Офицеры причисленные к Корпусу офицеров генерального штаба

Источники

Ф.Макшеевъ. Русскiй Генеральный штабъ. Составъ и служба его.С-Петербургъ. 1894г. М.Газенкампфъ. Устройство и служба Русскаго Генеральнаго штаба.С-Петербургъ. 1888г. Хозяйство въ ротъ, эскадронъ и сотнъ. Издатель В.Березовский. С.-Петербургъ. 1891г. Быт Русской Армии XVIII-начала XX века. Военное издетельство. Москва. 1999г. А.А. Игнатьев. Пятьдесят лет в строю. Военное издательство. Москва. 1986г. Список Генерального штаба на... год. Спб.-Пг., 1816-1917. Загл.: на 1816-1833 гг. - Список генералитета, штаб- и обер-офицеров Гвардейского Генерального штаба. Изд. 2 раза в год, с 1843 г.-3 раза в год. с 1892 г. - ежемесячно.

Даты поступления на службу, место службы и старшинство; с 1883 по 1914 г. - год рождения, вероисповедание, образование, награды, занимаемые должности, семейное положение. Списки составлены по чинам. Указ.: имен (с 1871 г.).

Пруссак В. К. К материалам по истории русского Генерального штаба. Боевые награды чинам свиты е. и. в. по квартирмейстерской части и чинам Генерального штаба по высочайшим приказам 1796-1901 гг. Спб., 1902. 110 с.

Список лиц, окончивших в 1834-1896 гг. курс Имп. военной академии и Николаевской академии Генерального штаба, награжденных орденом Георгия и золотым оружием.

25 января исполнилось 251 год со дня создания Генерального штаба Вооруженных сил России. Накануне этой даты начальник Генштаба ВС РФ генерал армии Валерий ГЕРАСИМОВ дал эксклюзивное интервью ответственному редактору «Независимого военного обозрения» Виктору ЛИТОВКИНУ.

– Перед началом нашей беседы, Валерий Васильевич, не могу не упомянуть о празднике – Дне Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации. В этом году нашему без преувеличения ведущему органу военного управления, по определению Маршала Советского Союза Бориса Шапошникова «мозгу армии», исполняется 251 год.

Да. С зарождением в Российской империи службы Генерального штаба этот важнейший элемент военной организации государства сразу начал играть заметную, а со временем и важнейшую роль в жизни армии. Генштабисты всегда были вместе с войсками в дни поражений и побед, закладывая и укрепляя традиции, которые позволяют нынешнему поколению наших офицеров достойно выполнять все поставленные задачи по обеспечению военной безопасности нашей страны.

– А что представляет собой Генеральный штаб сегодня? Каковы его основные функции?

Генеральный штаб Вооруженных сил Российской Федерации является центральным органом военного управления Минобороны России и основным органом оперативного управления Вооруженными силами Российской Федерации. В соответствии с новым Положением о Генеральном штабе, которое утверждено президентом Российской Федерации в июле 2013 года, полномочия Генерального штаба не ограничиваются только рамками стоящих перед Вооруженными силами задач, но и охватывают вопросы обеспечения военной безопасности и обороны государства в целом.

Сегодня наряду с управлением повседневной деятельностью Вооруженных сил, ежедневным решением вопросов военного строительства, в число основных функций Генерального штаба также входят :
— организация планирования обороны Российской Федерации;
— разработка планов стратегических операций;
— руководство деятельностью военных разведывательных органов;
— организация планирования мобилизационной подготовки и мобилизации в Российской Федерации в пределах полномочий Минобороны России;
— координация деятельности других войск, воинских формирований и органов в области обороны.

Кроме того, Генеральный штаб организует разработку предложений по формированию и проведению государственной политики в области обороны и принимает участие в ее проведении. Как сказал Верховный главнокомандующий Вооруженными силами Российской Федерации на расширенном заседании коллегии Министерства обороны, состоявшемся в декабре 2013 года:

«…понимая все сложности и перспективы развития новых видов вооружений и способов ведения вооруженной борьбы, каждый на своем месте должен не просто исполнять свою работу, а творчески к ней подходить, всегда думать о том, как сделать следующий шаг к совершенствованию нашей большой военной машины. Большое значение при выполнении данной задачи имеют штабы различного уровня, и прежде всего Генеральный штаб. Это не просто люди, которые бумажки считают, перекладывают и подшивают в дела, но прежде всего аналитический центр. Сегодня это важно как никогда …»

Очевидно, лучшего ответа на вопрос, какого результата ожидает от нас руководство страны, не придумать.

– А как отбираются военные специалисты для службы в Генеральном штабе, где проходят подготовку? Какими качествами должны они обладать?

Быть офицером Генерального штаба – это не только почетно для любого офицера Российской армии, это прежде всего сложная и ответственная работа.

Для службы в Генеральном штабе отбираются наиболее подготовленные офицеры из главных штабов видов и штабов родов войск Вооруженных сил, а также лучшие представители штабов военных округов. На высшие воинские должности проводится отбор офицеров и генералов, добившихся высокого уровня слаженности подчиненных им органов управления и войск, а также обладающих необходимыми индивидуальными качествами. Последнее условие можно считать главным.

Аналитическое мышление, широкий кругозор, внутренняя потребность и привычка к совершенствованию своего профессионального уровня – это только некоторые черты, которыми должен обладать кандидат на службу в Генеральном штабе.

Все офицеры при отборе проходят собеседование и проверку уровня профессиональной подготовленности непосредственно в структурных подразделениях Генерального штаба. Прежде всего оценивается способность офицеров творчески и нестандартно подходить к решению любой поставленной задачи. Ценится гибкость мышления по широкому спектру вопросов обеспечения военной безопасности государства.

Офицер Генерального штаба, на примере истории России, должен иметь представление о месте и роли армии в государстве и обществе, о роли России в прошлом, настоящем и будущем мире, владеть вопросами геополитики, геоэкономики, процессов глобализации общества.

Эффективным инструментом качественного комплектования воинских должностей в Генеральном штабе является федеральный и ведомственный кадровый резерв Вооруженных сил. В 2013 году на заседаниях Центральной аттестационной комиссии Министерства обороны внедрен метод рассмотрения кандидатов на воинские должности на альтернативной основе – на одну вакантную воинскую должность представляется не менее трех кандидатов.

Основным и базовым вузом для подготовки офицеров Генерального штаба является Военная академия Генерального штаба, которая на протяжении более 180 лет готовит военные кадры для стратегического звена управления. Она правопреемница Императорской военной академии, основанной в 1832 году по инициативе императора России Николая I. 8 декабря 2013 года Академия отметила свою 181-ю годовщину.

На базе Военной академии Генерального штаба осуществляется подготовка офицеров по двухлетней программе высшего военного образования, а также профессиональная переподготовка и повышение квалификации по программам дополнительного профессионального образования. По профильным специальностям и направлениям деятельности офицеры проходят подготовку в военных академиях видов и родов войск Вооруженных сил.

Военная мысль не стоит на месте. Совершенствуется вооружение, меняются формы и способы ведения военных действий. Все это нужно знать и ежедневно учитывать в ходе выполнения задач и принятия управленческих решений. Широкий кругозор офицера Генерального штаба должен охватывать сферу политических и экономических отношений как внутри страны, так и за ее пределами. Необходимо ежедневно владеть полной информацией обо всем происходящем в России и за рубежом в области военного строительства и развития вооруженных сил, военного и государственного управления, в сфере подготовки и применения войск и сил.

Но, конечно, программами обучения военных академий охватить все спектры деятельность Вооруженных сил не представляется возможным. Поэтому профессиональная подготовка любого офицера в Вооруженных силах – это процесс повседневный и непрерывный. Генералы и офицеры Генерального штаба не исключение. Кроме всего сказанного, офицер Генерального штаба должен быть безусловным патриотом России, духовно-нравственным и во всех отношениях здоровым гражданином Отечества.

– Создается Национальный центр управления обороной государства. Какие функции он будет выполнять, в том числе и в отношении Вооруженных сил? Какова роль здесь будет Генерального штаба? Что изменится?

По предложению министра обороны С.К. Шойгу Верховным главнокомандующим Вооруженными силами Российской Федерации принято решение о создании в структуре Минобороны Национального центра управления обороной Российской Федерации. 20 января 2014 года, как вы знаете, заложен первый камень в здание Центра на Фрунзенской набережной.

Создаваемый Национальный центр охватит все звенья руководства Вооруженными силами, а также позволит скоординировать усилия 49 министерств и ведомств, участвующих в реализации Плана обороны страны. Впервые в Минобороны России будет создана вертикально интегрированная многоуровневая система автоматизированного управления и сформировано единое информационно-управляющее пространство, обеспечивающее совместные действия разнородных сил и средств. Кроме того, Национальный центр станет основным инструментом управления мобилизацией страны.

При реализации данного проекта будут использованы только прорывные технологии, самые современные решения в программном обеспечении. Оснащение ими позволит оперативно отображать обстановку из любого региона, а также района действий войск (сил), в том числе находящихся на значительных расстояниях от пунктов постоянной дислокации.

Строительство Вооруженных сил Российской Федерации осуществляется Министерством обороны в соответствии с Планом строительства и развития Вооруженных сил. План разрабатывается на пять лет и утверждается президентом Российской Федерации. При необходимости по решению президента Российской Федерации мероприятия строительства и развития Вооруженных сил могут уточняться.

В Плане строительства и развития Вооруженных сил находят отражение вопросы комплектования входящих в их состав видов и родов войск личным составом, вооружением военной и специальной техникой, модернизации ее существующих образцов и разработки перспективных, развития военной инфраструктуры, всех видов обеспечения. Кроме того, для реализации задач, поставленных президентом, синхронизации всех мероприятий, программ и планов строительства Вооруженных сил разработан детальный План деятельности Министерства обороны на период до 2020 года.

Он охватывает все направления деятельности Вооруженных сил – от поддержания боеспособности войск до повышения привлекательности военной службы. Все мероприятия помесячно детализированы в планах и графиках, которые разработаны от заместителя министра обороны до соединения и воинской части включительно. Организована жесткая система контроля реализации плана.

Он состоит из закрытой и открытой частей. С открытой частью плана можно ознакомиться на официальном сайте Министерства обороны. А изменения и дополнения в него вносятся только по решению коллегии Министерства обороны Российской Федерации. Это позволяет Минобороны в тесном взаимодействии с другими федеральными органами исполнительной власти осуществлять стабильную и целенаправленную работу по строительству, развитию и применению Вооруженных сил.

– Знаю, Генеральный штаб активно занимается и международным военным сотрудничеством. Какие задачи здесь стоят перед ним?

Генеральный штаб принимает активное участие в подготовке и проведении мероприятий международного военного сотрудничества на двусторонней и многосторонней основе. Задач много. Приоритетными направлениями международного военного сотрудничества для нас являются :
— развитие военной составляющей ОДКБ;
— укрепление военной организации Союзного государства с Республикой Беларусь;
— обеспечение избирательного военного присутствия Российской Федерации в различных регионах Содружества и в мире для укрепления региональной и глобальной безопасности;
— укрепление системы безопасности в Центрально-Азиатском регионе с учетом вывода из него международных сил содействия безопасности;
— предотвращение появления новых ракетно-ядерных угроз по периметру российских границ;
— продолжение взаимодействия в военной области с США и НАТО по проблемам контроля над вооружениями, нераспространения оружия массового уничтожения, обеспечения региональной и глобальной безопасности;
— реализация решений политического руководства государства по продвижению российских подходов в области ПРО, выполнение требований Договора о стратегических наступательных вооружениях;
— выполнение российских обязательств в сфере военно-технического сотрудничества по поставкам вооружения и военной техники из наличия Минобороны России.

В настоящее время международное военное сотрудничество носит разносторонний, динамичный характер и ориентировано на решение задач, поставленных руководством страны перед Минобороны России. Поскольку вопросы международного военного сотрудничества напрямую связаны с вопросами обеспечения военной безопасности государства, они являются предметом постоянной заботы Генерального штаба.

Прежде чем приступить к изложению вопроса о привлечении в Красную Армию самой ценной и подготовленной части офицерского корпуса русской армии - корпуса офицеров Генерального штаба, коротко остановимся на том, что же представляла собой эта составная часть Генерального штаба, тем более что в советской историографии имеется лишь ряд статей автора монографии по истории Генерального штаба русской армии в интересующий нас период 52 . Некомпетентность же в этом вопросе приводит некоторых авторов подчас к серьезным ошибкам. Так, Н. Д. Салтыков в своей книге «Докладываю в Генеральный штаб» (М., 1983. С. 252) ошибочно утверждает, что термин «офицер Генерального штаба» в 1941 г. звучал «непонятно и странно. В Красной Армии такой службы не было и к ней не готовили».

Генеральный штаб - высший орган управления русской армии - представлял собой совокупность управления: центрального (Главное управление Генерального штаба - далее ГУ ГШ) 53 и местного, от штабов военных округов до управлений отдельных бригад включительно (Войсковое управление генерального штаба - ВУГШ) 54 , а также корпуса офицеров Генерального штаба, успешно окончивших полный курс Академии Генерального штаба (с 31 июля 1909 г. она стала именоваться Николаевской военной академией, 8 августа того же года к ее названию было добавлено слово «императорская» (далее: Военная академия)), «причисленных» к Генеральному штабу, а затем «переведенных» в него (объяснение этих терминов см. ниже) 55 . Фамилии этих офицеров включались в издававшийся ежегодно «Список Генерального штаба» (последний вышел в 1917 г.), который, по существу, являлся списком корпуса офицеров Генштаба на соответствующий год. При этом в «Список» помещались фамилии не только тех офицеров, которые проходили службу на должностях Генерального штаба (в ГУГШ или ВУГШ), но и вообще всех, кто когда-либо прослужил на должностях Генерального штаба не менее трех лет, а затем перешел на другую службу (часто не имевшую ничего общего не только со службой Генерального штаба, но и с военной службой вообще). Однако, согласно особым положениям, за этими лицами было оставлено право по-прежнему состоять в корпусе офицеров Генштаба, носить присвоенный им мундир и быть включенными в указанный выше «Список».

К приему в Военную академию допускались обер-офицеры всех родов войск гвардии и армии 56 , для чего требовалась выслуга в офицерском чипе не менее трех лет (из них не менее двух лет - на строевой должности), положительная аттестация, годность по состоянию здоровья и успешная сдача экзаменов. Общее число обучающихся в Военной академии определялось в 314 человек 57 . Поэтому к приему допускалось ежегодно лишь число офицеров, недостававшее для установленного контингента (в среднем 70 человек). Отсюда - достаточно сложные предварительные письменные экзамены при штабах военных округов 58 и особенно вступительные устные экзамены в Военной академии, в результате которых многие офицеры, даже успешно сдавшие письменные экзамены, не проходили по конкурсу. Обучение в Военной академии включало два класса - младший и старший (по году каждый) и дополнительный курс (9 месяцев), предназначавшийся для специальной подготовки к службе Генерального штаба 59 . Но на дополнительный курс переводилось только такое число офицеров, окончивших два класса Военной академии по 1-му разряду 60 (по старшинству среднего балла), которое ежегодно определялось военным министром в зависимости от имевшихся в Генеральном штабе вакансий. Остальные офицеры, окончившие два класса Военной академии как по 1-му, так и по 2-му разрядам, получали серебряный академический нагрудный знак и откомандировывались в свои части 61 . Им предоставлялись значительные преимущества по службе (в частности, производство в подполковники после 3-летнего пребывания в чине капитана вместо 8-10 лет).

Офицеры, успешно закончившие дополнительный курс Военной академии, состоявший из самостоятельной разработки трех тем (военно-исторической, по военному искусству и стратегической), и зарекомендовавшие себя благонадежно с политической и нравственной стороны, получали право на «причисление» к Генеральному штабу 62 . Это была особая категория офицеров, учрежденная сверх чинов, занимавших в Генеральном штабе штатные должности, для пополнения ежегодной убыли в Генеральном штабе и усиления его состава в военное время. Но «причислялось» к Генеральному штабу только такое число офицеров, окончивших дополнительный курс Военной академии, сколько имелось вакансий в Генеральном штабе 63 ; остальные офицеры откомандировывались в свои части. В связи с этим хотелось бы подчеркнуть, что «причисление» к Генеральному штабу, как правило, зависело лишь от успешного окончания Военной академии и не связывалось с происхождением или социальным положением офицера. Поэтому нам представляется бездоказательным утверждение, содержащееся в книге «Главнокомандующий всеми Вооруженными Силами Республики И. И. Вацетис» (Рига, 1978. С. 14), что Вацетис в 1909 г. успешно окончил Военную академию, но не был «причислен» к Генеральному штабу, «куда попадали главным образом представители аристократии». Дело обстояло иначе: Вацетис не был «причислен» к Генеральному штабу не потому, что он действительно не принадлежал к «аристократии», а потому, что окончил Военную академию предпоследним (52-м из 53-х), а в Генеральный штаб были «причислены» только 42 офицера (а затем еще четверо, но также с более высоким, чем у Вацетиса, средним баллом) 64 .

«Причисленные» к Генеральному штабу офицеры распределялись по военным округам (преимущественно пограничным) и прикомандировывались к соответствующим окружным штабам «для всестороннего испытания соответствия их службе Генерального штаба». Правом на «перевод» в Генеральный штаб по мере открытия вакансий пользовались лишь офицеры, «причисленные» к Генеральному штабу и успешно отбывшие в полном объеме положенный ценз, остальные откомандировывались в свои части б5 . «Переведенный» в Генеральный штаб офицер получал значительные преимущества по службе. Так, в мирное время офицер Генштаба получал полк, как правило, через 15-17 лет службы, на что даже выдающиеся строевые офицеры, но без академического диплома могли рассчитывать только через 25 лет. Для офицеров Генштаба была открыта широкая дорога не только в армии, но и вне военного ведомства.

* Составлено по: Список Генерального штаба. Пг., 1914. С. 755-779. В списке также значатся фамилии 196 обер-офицеров, «причисленных» к Генеральному штабу в 1911-1914 гг. (Там же. С. 625-692). В скобках - фактическое количество офицеров Генштаба. См.: Там же. С. 697-714; Общий список членов Главного управления Генерального штаба. СПб., 1914., Кавтарадзе А. Г. Войсковое управление Генерального штаба русской армии//Воен.-ист. журн. 1978. № 6. С. 81.

** В число 852 - количество офицеров Генштаба по штату - не входят должности преподавателей военных наук в военных и специальных училищах (на 18 июля 1914 г. их было 49) (ЦГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 2883. Л. 221).

Накануне первой мировой войны, на 18 июля 1914 г., в корпусе офицеров Генштаба состояло 1135 человек (в том числе 425 генералов, 472 штаб- и 238 обер-офицеров).

Данные табл. 10 свидетельствуют о том, что вопросами непосредственной подготовки России к войне занимались всего 713 офицеров Генштаба, в том числе 120 генералов, в то время как в Германии - 228 офицеров, в том числе 5 генералов, во Франции - 285, в том числе 1 генерал и т. д. 66 Кроме того, 279 офицеров Генштаба, в том числе (и это особенно важно) 257 генералов, проходили службу на должностях, замещение которых офицерами Генштаба по штату не предусматривалось.

Из сказанного выше можно сделать следующие выводы: 1) характерной особенностью корпуса офицеров Генерального штаба русской армии была его огромная численность; 2) распределение офицеров Генштаба по должностям показывает, что лишь 28% генералов (т. е. замещавшие должности Генерального штаба в ГУГШ и ВУГШ) занимались вопросами, которые были непосредственно связаны с подготовкой страны к войне; 3) положение, при котором 60% генералов Генштаба русской армии не служили на должностях Генерального штаба, свидетельствует о том, что они, отнюдь не довольствуясь исполнением службы по своему прямому назначению, стремились к монополизированию командных функций, результатом чего явился «захват» ими высших командных должностей от командира корпуса и выше; 4) гипертрофия корпуса офицеров Генерального штаба русской армии состояла также в том, что значительное число его генералов занимали в различных центральных и местных управлениях как военного, так и других ведомств высшие административные должности, многие из которых не имели ничего общего не только со службой Генерального штаба, но и вообще с военной службой 67 .

Поэтому неудивительно, что в то время (особенно в гражданской части русского общества) имело место отождествление понятия «Генеральный штаб» (т. е. высший орган, предназначенный для разработки планов подготовки страны к войне) со всем корпусом офицеров Генерального штаба (который часто именовали «Генеральным штабом»), и прежде всего с той его частью, которая занимала высшие военные, административные (а при самодержавии и придворные) должности в стране. В силу того что все состоявшие в корпусе офицеров Генерального штаба были связаны общностью высшего военного образования, службой (в том числе и в далеком прошлом) по Генеральному штабу, формой одежды и занесением в ежегодно составлявшийся «Список Генерального штаба», широкое общественное мнение, не сведущее в тонкостях особенностей службы Генерального штаба, допускало расширительное толкование понятия «Генеральный штаб», приписывая этому органу военного управления такой характер деятельности, которым Генеральный штаб никогда не занимался.

С началом мобилизации в июле 1914 г. занятия в Военной академии прекратились и в ее помещении был развернут госпиталь. Слушатели, перешедшие на дополнительный курс (118 человек) и в старший класс (99 человек), были откомандированы в свои части, где, как правило, стали отличными командирами рот и батальонов. Профессорско-преподавательский и учебно-административный состав, оставшийся после формирования Временного управления Военной академии, отчислялся на должности военного времени 68 .

Однако, как показали дальнейшие события, решение о прекращении занятий в Военной академии было ошибочным: расширение масштабов войны и ее продолжительность потребовали новых формирований, в результате чего уже через год обнаружился острый недостаток офицеров Генштаба, особенно на младших должностях. Это вызвало необходимость во изменение существовавших правил прохождения службы офицерами Генштаба принять ряд срочных мер по пополнению корпуса офицеров Генерального штаба 69 . Но и эти меры не позволяли восполнить недостаток; к лету 1916 г. выяснилось, что только 50% наиболее важных штабных должностей в полевых штабах Действующей армии замещено офицерами Генерального штаба. В связи с этим начальник штаба верховного главнокомандующего генерал М. В. Алексеев в письме военному министру генералу Д. С. Шуваеву № 2172 от 18 апреля 1916 г. предложил открыть в Военной академии курсы военного времени для «теоретической подготовки офицеров, предназначенных для... обер-офицерских должностей Генерального штаба в полевых штабах» 70 . Это предложение было принято, и после обсуждения его основных вопросов в штабах армий и фронтов, а также в Главном управлении Генерального штаба 30 октября 1916 г. Николай II утвердил «Положение об ускоренной подготовке офицеров в императорской Николаевской военной академии в течение настоящей войны». В учебно-административный состав Военной академии были привлечены офицеры Генштаба из Действующей армии, пробывшие на театре военных действий непрерывно с их начала и получившие боевой опыт как на должностях Генерального штаба, так частью и строевых - в должности командира полка. Исполняющим должность начальника Военной академии был назначен Генштаба генерал В. Н. Петерс (Камнев).

1 ноября 1916 г. начались занятия на подготовительных курсах 1-й очереди, куда было командировано с фронта 240 офицеров. 15 января 1917 г. окончившие эти курсы 237 офицеров были направлены в Действующую армию для замещения младших должностей Генерального штаба в полевых штабах, как заместители тех офицеров, которые предназначались для командирования в Военную академию на подготовительные курсы 2-й очереди и в старший класс 1-й очереди. К 1 февраля 1917 г. в Военную академию из Действующей армии прибыло 339 офицеров: в старший класс 1-й очереди - 86, на подготовительные курсы 2-й очереди - 253. Цель открытия старшего класса состояла в том, чтобы, во-первых, довершить подготовку находившихся в Действующей армии офицеров, прошедших в мирное время младший класс Военной академии, и, во-вторых, довершить подготовку офицеров, окончивших во время войны подготовительные курсы 2-й, 1-й, а если потребуется, и 3-й очереди. Цель учреждения подготовительных курсов 2-й очереди состояла в том, чтобы «подготовить контингент слушателей для старшего класса академии, если бы последний пришлось открыть во вторую очередь с 1-го сентября 1917 года» 71 .

Занятия на подготовительных курсах 2-й очереди продолжались три месяца (с 1 февраля по 25 апреля 1917 г.), 1 мая 1917 г. состоялся выпуск 233 офицеров. Что касается старшего класса 1-й очереди, то занятия в нем продолжались с 1 февраля по 4 мая 1917 г., и 13 июня состоялся выпуск (с одновременным причислением к Генеральному штабу) 84 офицеров, из которых 81 приказом Временного правительства армии и флоту о чинах военных от 14 сентября 1917 г. был «переведен» в Генеральный штаб 72 .

Согласно
«Списку
Генерального
штаба»

произведены в
следующий чин

исключены из службы

в генералы

в штаб-
офицеры

убиты,
умерли
и т. д.

уволены и
отчислены
(в том числе
за участие в
корниловском
мятеже

Генералы

Штаб-офицеры

Обер-офицеры

* Составлено по: Список Генерального штаба. Исправлен по 3 января (с приложением изменений по 8 февраля 1917 г.). Пг., 1917. С. 1-158; приказы: «высочайшие» по военному ведомству с 9 февраля по 3 марта 1917 г. и Временного правительства о военных чинах сухопутного ведомства с 4 марта по 24 октября 1917 г. Не учтены офицеры Генерального штаба, находившиеся в плену.

Правильность указанной в табл. 11 общей численности корпуса офицеров Генерального штаба - 1494 человека - в целом подтверждается приказом по Главному штабу № 38 от 24 ноября 1917 г., согласно которому общее число лиц, «числящихся по Генеральному штабу или состоящих в списке Генерального штаба», составляло 1459 73 .

Сравним наши итоговые цифры таблицы с данными, приведенными в статье Л. М. Спирина, который пишет, что «к осени 1917 года в старой армии было около 1350 офицеров Генерального штаба, в том числе около 500 генералов, 580 полковников и подполковников, 270 капитанов и приравненных к офицерам Генштаба» 74 . К сожалению, автор не приводит обоснования этих цифр, не объясняет также, что он понимает под категорией «приравненные к офицерам Генштаба» и какова была ее численность. Неубедительной, на наш взгляд, является ссылка Л. М. Спирина на «Список Генерального штаба» (Пг., 1917), так как приведенная в нем численность корпуса офицеров Генерального штаба, как это указано в табл. 11, дана на 8 февраля, а не на осень 1917 г. Нуждается также в корректировке число офицеров, закончивших академические курсы во время мировой войны. «В начале 1918 года,- пишет Л. М. Спирин,- еще около 100 человек закончили курсы академии» 75 . Между тем не «в начале 1918 года», а 23 марта 1918 г. закончили подготовительные курсы 2-й очереди (с «причислением» к Генеральному штабу) 158 человек, из которых 133 человека приказом Всероглавштаба (по «корпусу Генерального штаба») № 18 от 27 июня 1918 г. были «переведены» в Генеральный штаб.

Созданный после Октябрьской революции высший орган военного руководства в лице Наркомвоена в своей деятельности опирался на некоторые органы управления старой армии, и в частности на ГУГШ. 8 мая 1918 г. был создан Всероссийский Главный штаб, в который наряду с ГУГШ вошли Главный штаб, Всероссийская коллегия по организации и управлению РККА, Гл. комиссариат ВУЗ и Управление по ремонтированию армии.

Подавляющее число офицеров ВУГШ служили в Действующей армии. После Октябрьской революции по мере демократизации и демобилизации старой армии, расформирования соединений и штабов и т. д. эта категория практически разделила судьбу всего офицерского корпуса, о чем говорилось выше.

Остановимся на вопросе: каким образом проходило привлечение бывших офицеров Генштаба в Красную Армию на командные, штабные, административные, профессорско-преподавательские и другие должности. Уже 5 марта 1918 г. военный руководитель Высшего Военного Совета М. Д. Бонч-Бруевич направил телеграмму начальнику Генерального штаба Н. М. Потапову с просьбой прислать список бывших офицеров Генерального штаба, «не занятых службой» в Петрограде и «других пунктах, кроме Петрограда» 76 . А в докладной записке о необходимости регистрации бывших кадровых офицеров от 12 апреля 1918 г. он уделил особое внимание выявлению и учету бывших офицеров Генерального штаба, которые были очень нужны при проведении в жизнь военно-окружной реформы, «для предстоящих новых формирований постоянной армии, а также для службы в частях завесы». Однако в настоящее время, как отмечалось в этом документе, «правильный учет этих офицеров не ведется, без чего нельзя соответственно определить запас лиц со специальной подготовкой». Для устранения этого начальнику Генерального штаба было предложено «незамедлительно установить и дальше вести учет всем офицерам Генерального штаба» 77 .

Однако при решении этого вопроса пришлось столкнуться со многими трудностями объективного характера. Во время мировой войны большинство офицеров Генерального штаба находилось на учете в штабе верховного главнокомандующего, откуда данные об изменении их служебного положения поступали в ГУГШ. Эти изменения отмечались в ежегодно издававшемся «Списке Генерального штаба» и до 15(28) декабря 1917 г. объявлялись в приказах армии и флоту или в приказе по Генеральному штабу (с 1(14) января 1918 г.). В связи с общей демобилизацией армии после 18 февраля 1918 г. многие штабы и управления до штаба, верховного главнокомандующего включительно были в спешном, порядке расформированы, а находившиеся в них на должностях Генерального штаба разделились на три основные группы: перешли на службу в Красную Армию (в управления, военно-учебные заведения и т. д.); проживали, оставшись не у дел, в пределах Советской Республики; выехали на Украину, Дон и в Сибирь. Разъехавшись по всей России и получив в большинстве документы об увольнении из армии, эти офицеры не сообщали, как правило, в соответствующие инстанции своих адресов. Кроме того, большинство штабов Западного, Юго-Западного и Румынского фронтов были отрезаны от Центральной России как интервенцией Четверного союза, так и развязанной свергнутыми Октябрьской революцией классами гражданской войной, поэтому сведения из этих штабов поступали в ГУГШ лишь в единичных случаях. В результате в делопроизводстве по службе Генерального штаба, где продолжали вестись списки офицеров Генштаба (как общий по старшинству и по выпускам из Военной академии, так и по различным штабам и управлениям), не представлялось возможным иметь сведения о судьбе всех офицеров Генштаба, находившихся ранее на должностях в Действующей армии, и, следовательно, правильно вести регистрацию и учет генштабистов.

Что же касается привлечения специалистов Генштаба для нужд предстоящих «новых формирований постоянной армии», то основная трудность заключалась в том, что не было разъяснения как в отношении принципов, на которых формировалась новая постоянная армия, так и в отношении условий, при которых будет проходить дальнейшая служба специалистов Генштаба, получающих назначения при новых формированиях. Отсутствие подобных официальных сведений приводило к тому, что бывшие офицеры Генштаба затруднялись «дать свое согласие о взятии их на учет для новых формирований, предпочитая выжидать разъяснения указанных вопросов» 78 .

Предписанием Высшего Военного Совета № 1522 от 14 мая 1918 г. на делопроизводство по службе Генерального штаба Оперативного управления Всероглавштаба была возложена «регистрация во всей стране всех без исключения бывших офицеров Генерального штаба для дальнейшего назначения их на должности, согласно новых штатов» в связи с проведением в жизнь «военно-окружной реформы и новых формирований постоянной армии» 79 .

В разработанных Высшим Военным Советом штатах предусматривались должности, которые должны были замещаться генштабистами. Так, они имелись в центральных военных органах, в частности во Всероглавштабе, куда из ГУГШ вошли четыре управления (Оперативное, Организационное, Военных сообщений и Военно-топографическое), причем только в Организационном управлении была 31 должность, которая должна была замещаться специалистами Генштаба. Должности Генштаба предусматривались также в штатах военно-окружных штабов 80 , в Оперативном отделе Наркомвоена 81 , а также в полевых управлениях: Полевом штабе Реввоенсовета Республики 82 , в штабах полевого управления фронта (25 должностей) и армий, входящих в состав фронта (9-10 должностей) 83 , в штабах стрелковых и кавалерийских дивизий (по 4 должности в дивизии) 84 . Циркулярной телеграммой Наркомвоена № 877 от 23 июля 1918 г. был установлен «наименьший оклад младшей должности Генштаба в штабах и учреждениях военного ведомства в 700 рублей в месяц» 85 . В последующем ставки должны были повышаться сообразно нормам, объявленным в декрете Совнаркома от 27 июня 1918 г.

Постановлением Высшего Военного Совета № 8/8 от 11 июня 1918 г. было предложено «в течение определенного, по возможности короткого, срока всем служившим в Генеральном штабе лицам, не имеющим в настоящее время должностей, зарегистрироваться в Оперативном отделе (в делопроизводстве по службе Генерального штаба) Всероглавштаба»; им следовало предлагать вакансии по мере их открытия, тех, кто отказался от двух предложений, равно как и всех незарегистрировавшихся, отчислять «от службы в Генеральном штабе» 86 .

Во исполнение этого постановления начальник Всероглавштаба в циркулярной телеграмме предложил всем лицам, служившим в Генеральном штабе «до 1-го августа нового стиля сего года», зарегистрироваться по месту жительства в штабах военных округов, управлений, инспекций формирования и в штабах дивизий и отрядов или же непосредственно в делопроизводстве по службе Генерального штаба; делопроизводству по службе следовало подготовить списки всех таких лиц, «состоящих на должностях, и перечень имеющихся вакантных должностей Генерального штаба» 87 . Объявление об этом по ходатайству начальника Генерального штаба II. М. Потапова было опубликовано «во всех газетах, выходящих на территории Российской Республики» 88 . В Оперативном управлении Всероглавштаба была составлена справка, согласно которой на 15 июля 1918 г. всего было зарегистрировано 245 бывших офицеров Генерального штаба (не считая служащих в центральных управлениях и Военной академии) 89 ; из них в новых формированиях уже получили назначение 224 человека, а остальным были сделаны предложения занять соответствующие должности. В то же время было заявлено о необходимости замещения 158 вакантных должностей Генерального штаба (в штабах районов и отрядов «завесы» - 20, в штабах военных округов - 13 и т. д.), т. е. вакантных должностей Генерального штаба было в 7 раз больше, чем кандидатов для их замещения, и с ростом новых формирований число незамещенных должностей неизменно увеличивалось.

Таким образом, несмотря на принимаемые меры по привлечению в Красную Армию специалистов Генштаба, их некомплект во всех штабах и управлениях на 23 июля 1918 г. достигал 50- 90% (табл. 12).

ТАБЛИЦА 12. НЕКОМПЛЕКТ ВОЕННЫХ СПЕЦИАЛИСТОВ - БЫВШИХ ОФИЦЕРОВ ГЕНШТАБА В ШТАБАХ II УПРАВЛЕНИЯХ КРАСНОЙ АРМИИ НА 23 ИЮЛЯ 1918 Г. *

Место службы

Должности, которые
должны были
замещаться
специалистами Генштаба

Должности, которые
могли быть замещены
специалистами
Генштаба

Замещено

Некомплект

В штабах военных округов

В дивизиях и отрядах «завесы»

В штабах районов «завесы»

В штабах Восточного фронта

В оперативном отделе Наркомвоена

В Высшем Военном Совете

В Высшей аттестационной комиссии

Во Всероссийском Главном штабе

В Военной академии

В Управлении Военного Воздушного Флота

* Составлено по: ЦГАСА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 1124. Л. 70.

Недостаток лиц Генштаба объяснялся тем, что в связи с условиями общей демобилизации старой армии и интервенции Четверного союза значительное число бывших офицеров Генштаба и управлений Западного, Юго-Западного и Румынского фронтов оказались на территории Украины, занятой противником, и могли выехать оттуда только одиночным порядком, скрываясь от германских властей, не дававших разрешения на выезд. Так, группа бывших офицеров Генштаба, оставшаяся в Киеве, в начале марта 1918 г. прислала начальнику Генерального штаба заявление, что «все они одиночным порядком прибудут в Россию и вступят в ряды Красной Армии, но просят оказать им материальную помощь на выезд из Киева, где они бедствуют, не имея никаких средств». Начальником Всероглавштаба было высказано мнение, что «является настоятельно необходимым обеспечить возможность переезда в Россию лицам Генерального штаба, оставшимся в областях, занятых противником», и увеличить срок регистрации бывших офицеров Генерального штаба «до 1,5 месяцев со дня опубликования в газетах постановления Высшего Военного Совета от 11 июня 1918 г.». Для оказания материальной помощи на переезд в Россию с территории, занятой противником, запрашивалось разрешение на отпуск лицам Генштаба «аванса в 40- 50 000 руб.» 90 .

С мая по сентябрь 1918 г. в делопроизводство по службе Генерального штаба были присланы 17 списков (с общим числом до 400 человек) 91 с указанием фамилий генштабистов, «сообщавших... о своем желании получить назначение на соответствующие должности при предстоящих новых формированиях постоянной армии» 92 ; в списки были включены также лица, которые окончили Военную академию, но не состояли в корпусе офицеров Генерального штаба. В основном в списках значились генштабисты, которые впоследствии служили в Красной Армии, но были и такие, которые во время гражданской войны занимали высокие должности в белогвардейских армиях: Генштаба генералы В. Г. Болдырев (список № 7), С. Н. Розанов (список № 8), И. П. Сытин (список № 13), Генштаба подполковник В. О. Каппель (список № 4) и др. 93 .

Аттестование всех бывших офицеров Генштаба вначале проходило на общих основаниях в аттестационной комиссии, но 10 июля 1918 г. ее председатель, бывший подполковник А. И. Егоров, уведомил Оперативное управление Всероглавштаба, что комиссия просит представлять на ее рассмотрение лишь кандидатуры лиц Генштаба, намечаемые на должности от командира полка и выше и им соответствующие должности в военных учреждениях, заведениях и т. д. с последующим представлением этих материалов на утверждение Народного комиссариата по военным делам 94 .

21 августа 1918 г. было издано два приказа Наркомвоена: № 721 с объявлением «Правил о назначении на должности Генерального штаба» 95 и № 722 с проектом «Правил о зачислении в распоряжение начальника Всероссийского Главного штаба специалистов Генерального штаба для назначения на должность Генерального штаба в формируемой армии» 96 . В первом приказе говорилось, что в целях равномерного распределения лиц Генштаба по всем штабам и управлениям все военные руководители, начальники штабов и управлений незамедлительно обязаны приступить к постепенному переводу лиц Генштаба с должностей не Генерального штаба и тех, которые могут замещаться этими лицами, на должности, подлежащие согласно штатам обязательному замещению лицами Генштаба. Назначения, перемещения и увольнения лиц Генштаба должны были происходить «только с согласия и ведома» начальника Всероглавштаба.

«Правила о зачислении» предусматривали учреждение резерва в 50 человек «для обеспечения штабов и управлений формируемой армии необходимым контингентом специалистов Генерального штаба». Во время нахождения в резерве специалисты Генштаба могли привлекаться для выполнения различных поручений и назначений, требующих их знаний и опыта. Так, они участвовали в работах русско-германской пограничной комиссии в Пскове, в мирных переговорах с Финляндией в Берлине; получали назначения на должности во вновь формируемый штаб главнокомандующего Чехословацким фронтом, в штабы руководителей полевых рекогносцировок в районе Москвы, районов и отрядов, различные межведомственные комиссии и т. д. 97 Создание резерва специалистов Генштаба имело важное значение, так как институт лиц, состоявших в распоряжении начальника Генерального штаба, был намечен к упразднению 1 июня 1918 г. и все они подлежали с того же числа увольнению от службы.

Особо следует остановиться на «причислении» к Генеральному штабу и «переводе» в него командиров Красной Армии. Впервые после Октябрьской революции в Генеральный штаб 27 июня 1918 г. были «переведены», как отмечалось выше, 133 бывших офицера. Приказом Реввоенсовета Республики № 1944 от 19 ноября 1919 г. 98 слушатели бывшей Николаевской военной академии, занимавшие «в полевых войсковых штабах Действующей (Красной,- А. К.) армии ответственные должности Генерального штаба», которые по свидетельству соответствующих штабов фронтов или отдельных армий были признаны «вполне соответствующими для службы в Генеральном штабе, отличились в боях, а равно имеют особые служебные заслуги», могли быть допущены «к причислению к Генеральному штабу». Всего к Генеральному штабу 1919-1920 гг. были «причислены» 23 командира Красной Армии 99 , в том числе 19 военных специалистов. Так, в представлении Реввоенсовета 13-й армии № 93 от 8 декабря 1919 г. на «причисление» к Генеральному штабу командующего армией бывшего штабс-ротмистра А. И. Геккера было сказано, что в течение всей гражданской войны он занимал «ответственные командные посты» на театре военных действий, «блестяще командуя» 13-й дивизией, а затем 13-й армией 100 . Из указанных 23 командиров 10 человек были «переведены» в Генеральный штаб (табл. 13). Так, в представлении Реввоенсовета Республики (№ 10361/К от 31 декабря 1920 г.) на «перевод» в Генеральный штаб командующего Южным фронтом М. В. Фрунзе-Михайлова говорилось, что он, «последовательно исполняя должности командующего войсками Четвертой армии, Южной группы Восточного фронта, Восточного, Туркестанского и Южного фронтов, блестяще выказал на деле свои крупные природные военные способности» 101 . В представлении Реввоенсовета Республики (№ 10363/К от 31 декабря 1920 г.) на «перевод» в Генеральный штаб бывшего подполковника А. И. Егорова указывалось, что он вступил на должность командующего Южным фронтом в трудное время, когда «наши войска под ударами Деникина отходили к северу и оставили город Орел», под его руководством войска фронта «перешли в решительное наступление, которое привело Красную Армию к берегам Черного и Азовского морей», он «смело задуманным и умело исполненным маневром нанес жестокое поражение» буржуазно-помещичьей Польше (что дало «Советской России весьма основательные стратегические результаты»), а затем Петлюре, «принудив последнего оставить Галицию» 102 .

ТАБЛИЦА 13. КОМАНДИРЫ КРАСНОЙ АРМИИ, «ПЕРЕВЕДЕННЫЕ» В ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ШТАБ ЗА ОСОБЫЕ ЗАСЛУГИ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ *

Фамилия, имя, отчество

Год
рождения

Бывший чин
в старой армии

Бывший кадровый
офицер или офицер
военного времени

№ и год приказа
Реввоенсовета
Республики
о переводе в
Генеральный штаб

Алафузо Михаил Иванович

Штабс-капитан

Кадровый

Алексеев Платон Николаевич

Полковник

Армадеров Георгий Александрович

Бобрищев Ардалион Александрович

Полковник

Егоров Александр Ильич

Подполковник

Захаров Иван Николаевич

Троицкий Иван Александрович

Штабс-капитан

Призван из запаса

Тухачевский Михаил Николаевич

Подпоручик

Кадровый

Уборевич-Губоревич Иероним Петрович

Военного времени

Фрунзе-Михайлов Михаил Васильевич

Вольноопределяющийся

* Составлено по: Список лиц с высшим общим военным образованием, состоящих на службе в РККА. Составлен по данным к 1 марта 1923 г. Б. м., 1923.

Широкое привлечение в Красную Армию бывших офицеров Генштаба вызвало необходимость как-то отличать их от других военных специалистов - негенштабистов или имевших высшее военное, но специальное образование. В русской армии офицеры Генштаба перед чином добавляли слова «Генерального штаба» (например, «начальник штаба дивизии Генерального штаба полковник И. И. Петров»), После упразднения декретом Совнаркома от 16(29) декабря 1917 г. чинов в Красной Армии продолжал существовать в несколько преобразованном виде «корпус Генерального штаба», а относящихся к нему бывших офицеров Генштаба стали именовать «лицами Генерального штаба» (или «специалистами Генштаба»), Они получили право после своей должности добавлять слово «Генерального штаба» (или «Генштаба»), например, «начальник штаба дивизии Генерального штаба (Генштаба) И. И. Петров». Но в отличие от старой русской армии в Красной Армии к «лицам Генерального штаба» были отнесены не только бывшие офицеры Генштаба, но и все бывшие офицеры, когда-либо окончившие два или три курса Военной академии.

Остановившись коротко на особенностях привлечения в Красную Армию бывших офицеров Генштаба, рассмотрим вопрос об их численности в Красной Армии, а также соотношении с офицерами Генштаба в белогвардейских, буржуазно-националистических и других антисоветских армиях.

Впервые этот вопрос был поднят упоминавшимся выше А. А. Зайцовым 103 , который писал, что «широкое распространение получило мнение о массовом переходе на сторону большевиков офицеров нашего Генерального штаба. Мнение это, однако, мало отвечает фактическому положению дела. Несомненно, что часть нашего Генерального штаба приняла участие в строительстве Красной Армии и этим оказала большевикам большую услугу. Однако от этого до массового перехода на сторону красных еще далеко. Цифры говорят другое» 104 . Для доказательства подобной точки зрения автор в качестве исходной цифры берет численность корпуса офицеров Генерального штаба на 1913 г. 105 . При этом он допускает первую неточность, называя «Список Генерального штаба» на 1913 г. последним довоенным официальным списком 106 , что приводит его к ошибке в численности офицеров Генштаба накануне первой мировой войны - 1396 человек вместо 1135. Бездоказательно считая, что число офицеров, переведенных в Генеральный штаб за время войны, соответствовало числу погибших на фронте и во время революции «от руки большевиков», автор берет эту цифру- 1396 человек - за исходную ко времени начала, как он пишет, «формирования Красной Армии». После этого, исключая из «Списка Генерального штаба», изданного Организационным управлением Всероглавштаба на 7 августа 1920 г., специалистов Генштаба Красной Армии, окончивших ускоренный курс Военной академии во время войны и переведенных в Генеральный штаб в 1917-1918 гг., Зайцов делает вывод, что «из числа 1396 офицеров нашего Генерального штаба в Красной Армии состояло лишь 283 офицера, или 20,3% общего состава нашего Генерального штаба... Итак, легенда о переходе главной массы офицеров Генерального штаба в Красную Армию не отвечает действительности» 107 .

В своих расчетах автор допускает по меньшей мере четыре серьезные ошибки: во-первых, он не проанализировал изменения, которые произошли в корпусе офицеров Генерального штаба за 1917 г., и ошибочно считает его численность к концу этого года в 1396 человек, в то время как она на 25 октября 1917 г. составляла 1494 человека; во-вторых, как и при определении общего числа военных специалистов в Красной Армии, автор не учитывает значительный процент бывших офицеров Генштаба, которые эмигрировали и не участвовали в гражданской войне, «растворились» в среде гражданского населения, пропали без вести и т. д.; в-третьих, он неправомерно исключает из «Списка» молодых специалистов Генштаба, многие из которых, кстати сказать, оказались в белых и других армиях, и, наконец, в-четвертых, не учитывает значительное число специалистов Генштаба, служивших в Красной Армии с 1918 г., но в силу разных причин не внесенных в «Списки Генерального штаба», которые были изданы Всероглавштабом в 1919-1920 гг.

Первым откликнулся на выступление Зайцова бывший профессор Военной академии генерал А. К. Ванов, который опубликовал в 1932 г. статью под названием «Генеральный штаб во время гражданской войны» 108 . В отличие от Зайцова Баиов за исходные данные взял «Список Генерального штаба» на февраль 1917 г., численность же специалистов Генштаба в Красной Армии - из «Списка Генерального штаба», изданного Организационным управлением Всероглавштаба на 15 июля 1919 г., в котором содержится 418 фамилий. Исключив из этого числа 98 человек, т. е. не состоявших в корпусе офицеров Генерального штаба, а также окончивших ускоренный курс и «переведенных» в Генеральный штаб в 1917 и 1918 гг., как «неслужнвших в Генеральном штабе императорской армии», Баиов приходит к выводу, что в Красной Армии «вольно или невольно» осталось «всего 319 человек (21%)» от общей численности Генерального штаба, которую он принимает ко времени организации Красной Армии «несколько менее 1517, а именно, вероятно, около 1500». Хотя данные, которых придерживается Баиов, по сравнению с данными Зайцова более правильные, но и он, по существу, повторил те же ошибки (но в несколько ином варианте), что и Зайцов.

В советской историографии вопрос о численности военных специалистов-генштабистов в Красной Армии впервые был поднят Л. М. Спириным 109 , который привел архивные данные по этому вопросу к лету 1918 г., на 30 нюня и к осени 1918 г.- 98, 232 и 526 человек соответственно, а также данные, взятые из «Списков Генерального штаба», изданных Организационным управлением Всероглавштаба, о численности специалистов Генштаба к 15 июля 1919 г. (417 человек) 110 и на 7 августа 1920 г. (407 человек).

Сделаем попытку предложить свою точку зрения по этому вопросу. Для этого, взяв за основу последний изданный в Красной Армии «Список Генерального штаба», составленный по сведениям, имевшимся в Организационном управлении Всероссийского Главного штаба к 7 августа 1920 г., в котором помещено 407 фамилий, определим численность «лиц Генштаба» в корпусе Генерального штаба РККА к концу гражданской войны по следующей схеме:

1. Исключим из этого «Списка» 21 человека, которые не состояли в бывшем корпусе офицеров Генерального штаба 111 .

2. Добавим 129 человек, которые не были включены в «Список» на 7 августа 1920 г., но значились в «Списке» на 15 июля 1919 г. (70 человек) и в «Дополнительном списке Генерального штаба», составленном по сведениям бывшего Народного комиссариата по военным делам Украинской Советской Социалистической Республики к 1 сентября 1919 г. (59 человек). В «Дополнительном списке» всего помещено 70 «лиц Генштаба» (11 из них включены в «Список» на 7 августа 1920 г.), которые приказом Наркомвоена Украины № 174 от 26 марта 1919 г. были призваны на военную службу «для укомплектования штабов и военных учреждений лицами со специальной высшей военной подготовкой» 112 , их этих 70 человек продолжали службу в Красной Армии 14 113 , ушли в деникинскую и другие армии - 9, пропали без вести - 47 114 .

3. Добавим военных специалистов - «лиц Генштаба» (124 человека), которые в период с ноября 1917 по декабрь 1920 г. сотрудничали с Советской властью (в частности, М. Д. Бонч-Бруевич, С. И. Одинцов, Й. Г. Пехливанов, Н. М. Потапов, М. С. Свечников и др.) и служили в Красной Армии, но по различным причинам не были включены ни в один из трех вышеуказанных «Списков».

Итак, в корпусе Генерального штаба РККА в 1918-1920 гг. всего служили 639 «лиц Генштаба», в том числе 252 генерала, 239 штаб-офицеров, 148 обер-офицеров.

Для того чтобы подсчитать, какой процент составляет 639 от общей численности генштабистов, следует сначала определить, из чего она слагалась. Как отмечалось выше, на 25 октября в корпусе офицеров Генерального штаба состояло 1494 человека; 133 бывших кадровых офицера, окончивших старший класс 2-й очереди ускоренных курсов Военной академии были переведены в Генеральный штаб приказом Всероглавштаба. Наконец, 305 человек окончили ускоренные курсы Военной академии в Сибири (с 9 сентября 1918 г. она называлась Всероссийской академией Генерального штаба). Из этого числа 217 были переведены в Генеральный штаб в ноябре 1918 г. 115 , а 88 - в мае 1919 г. 116

Таким образом, к концу гражданской войны генштабистов всего было 1932, из них 33% (639 человек) служили в Красной Армии, т. е. значительно более, чем считали А. А. Зайцов и А. К. Баиов.

Однако при подсчете численности генштабистов в Красной Армии следует иметь в виду, что не все указанные выше 639 человек честно служили Советской власти: некоторые из них перешли на сторону белых, участвовали в контрреволюционных организациях и т. д.

Но 475 военных специалистов-генштабистов, как подсчитано автором на основе архивных материалов ЦГВИА и ЦГАСА (послужных списков, учетных карточек и т. д.), честно служили Советской власти на различных командных, штабных, административных и преподавательских должностях, в том числе и на высших командных должностях в звене фронт-армия-дивизия в Действующей Красной Армии (см. прил. 4).

К сожалению, мы не располагаем боевыми расписаниями белогвардейских и других антисоветских армий. Однако изучение судеб бывших офицеров Генштаба, в том числе и молодых генштабистов, окончивших ускоренные курсы Военной академии и переведенных в Генеральный штаб в 1918-1919 гг., все же позволяет высказать по этому вопросу некоторые соображения. Так, по нашему мнению, в белых и других армиях служили 750 генштабистов, из них свыше 700, примерно поровну, в деникинской и колчаковской армиях, причем в первой из них служили преимущественно генштабисты, состоявшие в корпусе офицеров Генерального штаба, а в колчаковской - семь восьмых составляли офицеры ускоренных выпусков из Военной академии, «переведенные» в Генеральный штаб в 1918-1919 гг. Эмигрировали (причем среди них могли быть и участники белого движения) 225 человек, наконец, судьбу 275 генштабистов установить не удалось.

Таким образом, в период гражданской войны в Красной Армии был корпус Генерального штаба РККА, а входившие в него «лица Генштаба» представляли наиболее ценную часть военных специалистов, привлечению которых Коммунистическая партия и Советское правительство уделяли особое внимание. Учреждение же «корпуса Генерального штаба РККА» позволило Высшему Военному Совету в несколько преобразованном виде (с учетом новых условий в армии) воссоздать и «службу Генерального штаба»: начиная с «завес», которые послужили основой для создания фронтов, затем в сформированных армиях и дивизиях, а также в центральных управлениях, учреждениях и военно-учебных заведениях и т. д. согласно штатам были предусмотрены должности, которые должны были замещаться только «лицами Генштаба». Поэтому позволим себе не согласиться с мнением военного специалиста, бывшего офицера Генерального штаба, впоследствии Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова, что после Октябрьской революции Генеральный штаб русской армии «сошел в могилу» 117 . Правда, в силу ряда обстоятельств, рассмотрение которых выходит за рамки монографии, 5 августа 1921 г. Академия Генерального штаба РККА была переименована в Военную академию РККА (в 1925 г. ей было присвоено имя М. В. Фрунзе) 118 , а затем приказом Реввоенсовета Республики № 1904 от 10 августа 1922 г. упразднено все, что было связано с понятием «Генеральный штаб». Так, был отменен приказ Реввоенсовета Республики № 1944 1919 г. о порядке «причисления» командиров РККА к Генеральному штабу; в положениях и штатах упразднено наименование «лица Генштаба» для окончивших бывшую Николаевскую военную академию (Академию Генерального штаба) и Военную академию РККА и заменено наименованием «лица с высшим общим военным образованием»; вместо «Списков Генерального штаба», издававшихся Организационным управлением Всероглавштаба в 1919-1920 гг., Отделом по командному составу Штаба РККА в 1923 г. был опубликован «Список лиц с высшим общим военным образованием, состоящих на службе в Рабоче-Крестьянской Красной Армии (по данным на 1 марта 1923 г.)»; из штата Оперативного управления Штаба РККА было исключено отделение по службе Генерального штаба, которое ведало учетом, прохождением службы и т. д. «лиц Генштаба»; приказом Реввоенсовета Республики № 2256 от 26 сентября 1922 г. была отменена особая форма одежды для «лиц Генштаба», учрежденная приказом Реввоенсовета Республики № 322 от 31 января 1922 г., и им присваивалась форма той части, в которой они проходили службу.

Однако через 13 лет, 22 сентября 1935 г., Штаб РККА был переименован в Генеральный штаб РККА, начальником которого был назначен бывший военный специалист, Маршал Советского Союза А. И. Егоров 119 , а 11 апреля 1936 г. на базе оперативного факультета Военной академии имени М. В. Фрунзе была воссоздана Академия Генерального штаба РККА, во главе которой был поставлен бывший военный специалист комдив Д. А. Кучинский 120 . Таким образом, Генеральный штаб РККА, как высший орган военного управления, и Академия Генерального штаба РККА - военно-учебное заведение, предназначенное для подготовки кадров для Красной Армии высшей квалификации, в том числе и для службы в Генеральном штабе, снова заняли почетное место в Вооруженных Силах СССР.


Top