Анализ «Пиковая дама» Пушкин. Анализ произведения пиковая дама у пушктна и опера у чайковского Пиковая дама анализ и главные персонажи

«Пиковая дама» — одно из самых интригующих и авантюрных произведений в духе романтизма. Александр Пушкин не только красиво описал уже известную всем историю, как это было в некоторых его творениях, но и вложил в нее всю изобретательность своего литературного гения. Кроме того, в хитросплетениях мастерски написанной прозы спрятан актуальный и по сей день посыл: счастье не в деньгах, и даже не в удаче. Подробный анализ «Пиковой дамы» поможет лучше разобраться произведении.

Сюжет произведения позаимствован из действительности. Реальная история «Пиковой дамы» такова: знакомый Пушкина, князь Голицин, заядлый карточный игрок, сумел отыграться благодаря совету своей бабки – Натальи Петровны Голициной, которая наказала ему поставить все на три карты. Она и является прототипом пиковой дамы, ведь в свое время водила знакомство с магом и фокусником Сен-Жерменом. По ее словам, он был к ней неравнодушен, вот и поведал заветную тайну. Сам писатель тоже частенько испытывал фортуну, об этом можно догадаться исходя из его хорошего понимания карточных терминов и тонкостей игры.

В процессе создания «Пиковой дамы» автор находился в Болдине (1833 год), это была его самая «урожайная» осень. Он работал взахлеб, поэтому книга пестрит необычайными поворотами сюжета и драматическими конфликтами. Конечно, любовная коллизия и нравственное падение героя вымышлены, но именно они убеждают нас в опасности игр с судьбой. Он опубликовал произведение уже после ссылки, в 1834 году, в журнале «Библиотека для чтения».

Жанр и направление

«Пиковую даму» принято определять как повесть. Жанр этот подразумевает средний объем, одну основную сюжетную линию и участие в ней второстепенных персонажей. Литературоведы считают эту книгу первым произведением Пушкина, открывающим цикл дальнейших размышлений о человеческих пороках и следующих за ними наказаниях.

В анализе важно учитывать и реалии культурной эпохи, когда было написано творение. Направление «Пиковой дамы» — это романтизм, известный потомкам, как период мистического томления по идеалу, когда вымышленные миры проникали в реальный, и даже самый проницательный читатель не мог определить, было ли волшебство на самом деле? Или писатель просто изобразил сон героя? Вот и в книге Пушкина непонятно, кто довел Германна до сумасшествия: магия карт или досадный проигрыш? Как бы там ни было, тяга героя к обогащению любой ценой осмеяна и наказана, а превосходство духовного богатства над материальным восславлено и превознесено.

О чем произведение?

В повести говорится о том, как однажды за карточной игрой у конногвардейца Нарумова внук старой княгини Томский рассказывает анекдот о трёх картах, известных лишь его бабушке, которые непременно выигрывают. Рассказ производит большое впечатления на молодого офицера Германна, который во что бы то ни стало, решает узнать эту карточную комбинацию. Тот начинает часто появляться у дома графини, обдумывая свои дальнейшие действия, а однажды, замечает у окна её воспитанницу — Елизавету Ивановну. Германн начинает оказывать ей знаки внимания, а через какое то время назначает ей ночное свидание в её комнате.

Проникнув в дом княгини, он пытается добиться от хозяйки секретную комбинацию трёх карт, запугивает её пистолетом, но та умирает прямо на его глазах, не выдав своей тайны. Побывав на похоронах княгини, убийца видит, будто та подмигивает ему из гроба, а ночью, то ли во сне, то ли наяву, она является и сообщает ему комбинацию — тройка, семёрка, туз. Та ставит ему условия — ставить не больше карты в день и жениться на Елизавете Ивановне. Герой не исполняет второй просьбы. Одержав два выигрыша, поставив тройку и семерку, на третий раз, вместо туза на столе появляется подмигивающая ему Пиковая дама. Германн проигрывает деньги и сходит с ума. Двоякая суть повести «Пиковая дама» в том, что читатель сам выбирает смысл финала:

• Во-первых, княгиня действительно могла обладать магическими способностями и отомстить молодому человеку за непослушание.
• Во-вторых, персонаж мог сойти с ума еще на этапе возникновения навязчивой идеи выведать тайну, то есть дальнейшие события – последствия его душевного или умственного расстройства.

Главные герои и их характеристика

• Германн — молодой человек приятной наружности, имеющий «профиль Наполеона, а душу Мефистотеля», романтик по натуре. Отроду не брал карты в руки, но любит наблюдать за чужой игрой. Не видел смысла «жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее», был игроком лишь в душе, но тайна трёх карт кардинально изменила его мировоззрение. Если раньше он был педантичным, сдержанным и бережливым, то в финале становится алчным, вероломным и жестоким человеком. Деньги раскрывают скрытую порочность его души, которая поглощает все хорошее, что было в сердце героя.
• Анна Федотовна — старая, дряхлая графиня, избалованная светской жизнью, доживающая свои последние годы. Она хоть и держит воспитанницу в строгости, тем не менее, думает о ее будущем. Образ пиковой дамы, причудившейся Германну, отличается от героини при жизни. Она мстительна, таинственна и категорична. Сделка с ней – разновидность сделки с дьяволом, ведь Германн платит за секрет душой, и дама знает это. Неслучайно она требует от молодого человека загладить свою вину перед воспитанницей и жениться на ней. Она знает, что он не сделает этого, ведь бездушный герой не способен на честность и благородство. Это выдает в ней коварство и лицемерие, присущие потусторонним силам. Пиковая дама также является символом легкого материального успеха, который кружит людям голову. Он уничтожает в них человечность и добродетель, оставляя на них месте выжженное пороками поле.
• Елизавета — скромная и стеснительная молодая девушка, воспитанница Анны Федотовны, замученная постоянными упреками, прихотями и непостоянством графини. Она наивна и добра, ищет в мире понимания и любви, но находит лишь обман и жестокость. Лиза тоже романтическая героиня, но ее иллюзии терпят крах, ведь реальность не ко всем проявляет благосклонность.
• Томский — князь, родственник Анны Федотовны. Он играет роль резонера, именно благодаря его рассказу происходит завязка действия: Германн сворачивает на кривую дорожку и идет на поводу у своих желаний.

Темы

1. Судьба и рок . Роковое стечение обстоятельств обрекает главного героя на сумасшествие. Герману было суждено поплатиться за то, что он не выполнил все условия старой графини, а именно, не женился на Елизавете Ивановне. Даже если отбросить мистику, беспринципная, алчная погоня за богатством не могла окончиться иначе. Автор призывает не обманывать судьбу, ведь тягаться с ней невозможно.
2. Мистика . В решающий момент игры, вместо туза, среди карт Германна появляется Пиковая дама. Возможно, он сам перепутал карту, находясь в стрессовом состоянии, но не исключена возможность воздействия потусторонних сил, месть со стороны графини. Сама по себе игральная карта с изображением пиковой дамы во многих гаданиях предвещает несчастье и неудачу. Или, как сказано в эпиграфе к первой главе повести, «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность».
3. Любовь . Героиня искренне расположена к Германну, но он не ценит реального богатства в виде этой благосклонности. Он пользуется любовью девушки, чтобы выведать тайну, а она слепо верит его лицемерию. Здесь же проявляется тема равнодушия к окружающим людям: главный герой готов идти по головам, лишь бы достичь своей цели.
4. Цели и средства . Германн идет к позитивной цели мерзкими путями, поэтому его дело обречено на провал. Обманывая девушку, запугивая старуху, обманывая весь свет, он обретает успех, но теряет себя.

Проблемы

• Алчность . Имея коварный замысел нажиться за счёт секрета, Германн не удосуживается исполнить её посмертную просьбу, пренебрегает и тем, что она пришла к нему не по своей воле, а по указу, данному свыше. Не жалеет он и чувств Елизаветы Ивановны, которая успела довериться ему и проникнуться нежными любовными посланиями. Главная проблема произведения «Пиковая дама» заключается в расчетливости главного героя, которая оказывает отрицательное воздействие на его жизнь.
• Лицемерие . Германну с его помощью удается обмануть не только легковерную девушку, но и весь свет, который принимает его успех за чистую монету. Все окружающие завидуют удаче игрока, желают ему поражения, однако сохраняют вид почтительности и доброжелательности. Этой ложью пронизан весь высший свет.
• Зависимость людей от материальных благ. Герой ожесточенно добивается богатства ради признания окружения, ведь в мире салонов и балов ценятся только деньги. Проблема не в одном человеке, а в системе, где все имеет свой денежный эквивалент.

Главная мысль

Повесть Александра Сергеевича Пушкина заставляет задуматься: стоит ли сомнительное везение неоправданного риска? Ведь ощутив себя любимцем фортуны однажды, человек начинает втягиваться в игру, ему становится сложно перебороть зависимость от постоянного ощущения азарта. Но это лишь одна грань произведения. Идея, которую преследовал Александр Сергеевич Пушкин – это ироническое воплощение типичного романтического героя, который не зря является именно немцем. Романтизм родом из Германии, и автор критически оценивал его. Например, он иронизировал по поводу его далеких от реальной жизни канонов даже в «Руслане и Людмиле». Поэт осуждает оторванность этого направления от действительности и непременное желание выставить ее в дурном свете. Прежде всего, он обрушает критику на романтического героя. Соответственно Германн, несмотря на мистический уклон и веру в магию трех карт, остается обычным мещанином с банальным набором ценностей. Возвышенно-показная его натура не меняется к лучшему от волшебства, ведь он применяет его в алчных целях. То есть, основная мысль «Пиковой дамы», что никакие внешние романтические атрибуты типа мистики, азарта и незаурядности характера не помогут персонажу избавиться от суеты и мерзости материального мира, а лишь оправдают его безнравственность, сделают возможным преступление, ведь суть романтического героя — это противостояние с обществом. Такую форму оно запросто может принять, в этом и опасность немецкого культа индивидуализма – веры в превосходство личности над социумом. Поэтому финал книги доказывает обратное: общество выше Германна, который нарушил его законы. Смысл «Пиковой дамы» состоит и в том, чтобы показать неизбежность наказания за совершённое преступление. Узнав три заветные карты, благодаря которым можно было в несколько раз преумножить своё состояние, игрок не смог совладать с собой, потерял рассудок.

Чему учит?

Прочитав «Пиковую даму», читатель невольно задумывается о негативном влиянии желания постоянной наживы. Огромные суммы денег так и манят человека вновь и вновь возвращаться за карточный стол. Исходя из негативного примера Германна, можно сделать вывод о том, что не стоит гнаться за легкими деньгами, тем самым искушая судьбу. Путь к цели, даже если эта цель – благосостояние, должен быть честным и достойным.

Кроме того, благородство человека измеряется не полнотой кошелька, а богатством души. Только тот, что воспитывает в себе подлинную добродетель, достоин уважения и счастья. Любовь, искренность и дружбу не купишь на карточный выигрыш, каков бы он ни был.

Критика

Повесть нашла положительные отклики среди поэтов и литературоведов, а так же получила большую популярность в странах Европы. Фёдор Михайлович Достоевский отзывался о произведении как о «совершенной фантастической прозе». Русский литературовед и литературный критик Дмитрий Петрович Святополк-Мирский назвал «Пиковую Даму» «лучшим и наиболее характерным для него произведением Пушкина в прозе».

Действительно, книга вызвала в обществе того времени целую волну неожиданных реакций. Например, игроки под влиянием прочитанного начали ставить на тройку, семерку и туза, а придворные дамы заняли себя поисками прототипа загадочной Пиковой дамы. Пушкин лишь иронизировал у себя в дневнике над тем, какую модную тенденцию породило его творение. Не зря критик Анненков вспоминал о произведенном фуроре так: « Повесть произвела при появлении своём всеобщий говор и перечитывалась, от пышных чертогов до скромных жилищ, с одинаковым наслажденьем».

Знаменитый рецензент русской классики Белинский тоже не обошел книгу вниманием и высказался лестно для автора:

«Пиковая дама» - собственно не повесть, а мастерский рассказ. В ней удивительно верно очерчена старая графиня, её воспитанница, их отношения и сильный, но демонически-эгоистический характер Германна. Собственно это не повесть, а анекдот: для повести содержание «Пиковой дамы» слишком исключительно и случайно. Но рассказ — повторяем — верх мастерства.

В «Пиковой даме» герой повести - создание истинно оригинальное, плод глубокой наблюдательности и познания сердца человеческого; он обставлен лицами, подсмотренными в самом обществе; рассказ простой, отличающийся изящностью…

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

», «Уединённый домик на Васильевском » и знаменитый отрывок «Гости съезжались на дачу…». Повесть неоднократно экранизирована.

Энциклопедичный YouTube

1 / 3

✪ Пиковая Дама - Александр Пушкин (аудиокнига)

✪ Пётр Чайковский. «Пиковая дама», опера в трёх действиях - Мариинский театр (2015)

✪ Пиковая ДАМА. Александр Пушкин

Субтитры

Сюжет

Сюжет повести обыгрывает излюбленную Пушкиным (как и другими романтиками) тему непредсказуемой судьбы, фортуны, рока. Молодой военный инженер немец Германн ведёт скромную жизнь и копит состояние, он даже не берёт в руки карт и ограничивается только наблюдением за игрой. Его приятель Томский рассказывает историю о том, как его бабушка-графиня, будучи в Париже, проиграла крупную сумму в карты. Она попыталась взять взаймы у графа Сен-Жермена , но вместо денег тот раскрыл ей секрет трёх выигрышных карт. Графиня, благодаря секрету, полностью отыгралась.

Германн, соблазнив её воспитанницу, Лизу, проникает в спальню к графине, мольбами и угрозами пытаясь выведать заветную тайну. Увидев Германна, вооружённого пистолетом (который, как выяснилось впоследствии, оказался незаряженным), графиня умирает от сердечного приступа. На похоронах Германну мерещится, что покойная графиня открывает глаза и бросает на него взгляд. Вечером её призрак является Германну и говорит, что три карты («тройка , семёрка, туз ») принесут ему выигрыш, но он не должен ставить больше одной карты в сутки. Второе условие - он должен жениться на Лизе. Последнее условие Германн впоследствии не выполнил. Три карты становятся для Германна навязчивой идеей:

…Увидев молодую девушку, он говорил: «Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная». У него спрашивали: который час, он отвечал: - без пяти минут семёрка. - Всякий пузастый мужчина напоминал ему туза. Тройка, семерка, туз - преследовали его во сне, принимая все возможные виды: тройка цвела перед ним в образе пышного грандифлора, семёрка представлялась готическими воротами, туз огромным пауком. Все мысли его слились в одну, - воспользоваться тайной, которая дорого ему стоила…

В Петербург приезжает знаменитый картёжник миллионер Чекалинский. Германн ставит весь свой капитал (47 тысяч рублей) на тройку, выигрывает и удваивает его. На следующий день он ставит все свои деньги (94 тысячи рублей) на семёрку, выигрывает и опять удваивает капитал. На третий день Германн ставит деньги (188 тысяч рублей) на туза. Выпадает туз. Германн думает, что победил, но Чекалинский говорит, что дама Германна проиграла. Каким-то невероятным образом Германн «обдёрнулся» - поставил деньги вместо туза на даму. Германн видит на карте усмехающуюся и подмигивающую пиковую даму, которая напоминает ему графиню. Разорившийся Германн попадает в лечебницу для душевнобольных , где ни на что не реагирует и поминутно «бормочет необыкновенно скоро: - Тройка, семёрка, туз! Тройка, семёрка, дама!..»

Работа над повестью

Сюжет «Пиковой дамы» был подсказан Пушкину молодым князем Голицыным, который, проигравшись, вернул себе проигранное, поставив по совету бабки на три карты, некогда подсказанные ей Сен-Жерменом. Эта бабка - известная в московском обществе «усатая княгиня» Н. П. Голицына , урождённая Чернышёва, мать московского губернатора Д. В. Голицына .

1. В рукописных черновиках герой назван Германом; возможно, второе «н» было добавлено издателями под влиянием немецкого написания.
2. Фраза «его зовут Германном» включает в себя конструкцию «звать + твор. падеж», которая в русском языке того времени употреблялась только с именем; в других произведениях Пушкин также следует этому правилу.
3. Кюхельбекер, свободно владевший немецким языком, в своем дневнике называет героя повести Германом, то есть наличие двойного «н» не играло для него определяющей роли.

Как заметил филолог, профессор Анатолий Андреев , фамилия Германн содержит «германскую семантику Herr Mann („Господин человек“)» .

Ту же параллель обыгрывает российский драматург Николай Коляда в своей пьесе DREISIEBENAS (ТРОЙКАСЕМЁРКАТУЗ) .

Мнения и оценки

• Владислав Ходасевич сближал «Пиковую даму» с другими пушкинскими произведениями о «соприкосновении человеческой личности с тёмными силами»:

До разговора с графиней Германн сам шел навстречу чёрной силе. Когда же графиня умерла, он подумал, что замысел его рушится, что все кончено и жизнь отныне пойдет по-старому, с тем же капитальцем и нетронутыми процентами. Но тут роли переместились: из нападающего он превратился в объект нападения. Мертвая старуха явилась к нему. «Я пришла к тебе против своей воли, - сказала она твердым голосом, - но мне велено исполнить твою просьбу» и т. д. Однако те, по чьей воле она пришла исполнить волю Германна, насмеялись над ним: не то назвали ему две верных карты и одну, последнюю, самую важную - неверную, не то в последний, решительный миг подтолкнули его руку и заставили проиграть все. Как бы то ни было, возвели почти на предельную высоту - и столкнули вниз. И в конце концов - судьба Германна буквально та же, что и судьба Павла с Евгением: он сходит с ума.

• Д. Мирский выделял «Пиковую даму» из произведений Пушкина как «лучшее и характернейшее для него произведение в прозе»:

Изложить её вкратце невозможно: это шедевр сжатости. Как и «Повести Белкина», это произведение чистого искусства, занимательное только как целое. По силе воображения она превосходит все, что написал Пушкин в прозе: по напряженности она похожа на сжатую пружину. По неистовому своему романтизму она близка к «Гимну Чуме» и к стихотворению «Не дай мне Бог сойти с ума». Но фантастический романтический сюжет влит в безукоризненную классическую форму, такую экономную и сжатую в своей благородной наготе, что даже Проспер Мериме, самый изощренно-экономный из французских писателей, не решился перевести её точно и приделал к своему французскому переводу всякие украшения и пояснения, думая, вероятно, что наращивает мясо на сухом скелете.

Экранизации

• Пиковая дама (фильм, 1910) - немой фильм
• Пиковая дама (фильм, 1916) - немой фильм
• Пиковая дама (фильм, 1922) - венгерский фильм
• Пиковая дама (фильм, 1937) - французский фильм
• Пиковая дама (фильм, 1960) - экранизация оперы
• Пиковая дама (фильм, 1982) - фильм Игоря Масленникова
• Пиковая дама (фильм, 1987) - фильм-спектакль Петра Фоменко
• Эти… три верные карты…, 1988 - фильм Александра Орлова
• Дама Пик (фильм, 2016) - фильм Павла Лунгина

В своем эссе-размышлении пытаюсь понять героев повести А. С. Пушкина «Пиковая дама», их поступки, мотивы поведения, рассмотреть интересные, на мой взгляд, явления, происходящие по велению судьбы и течению жизни.

Основой моего анализа- рассуждения явилась вечная проблема алчности, азарта, денег и лжи. Работая над произведением, я преследовала цель проанализировать поступки героев, их мысли и чувства, разъяснить читателю явления, загадочные и фантастические.

В моем докладе рассмотрены наиболее, по моему мнению, интересные и волнующие читателя проблемы, актуальные и на сегодняшний день, такие как: мимолетная любовь, призрак старухи, проигрыш главного героя, несмотря на знание тайны трех карт и т. д.

Я взялась анализировать именно это произведение, не обращаясь ни к каким критическим источникам, потому что хочу глубже понять поступки героев, суть повести «Пиковая дама». Пушкин создал то, что наполнено иронией, тяжелой правдой и в то же время темной тайной; разгадать ее очень нелегко, но мне представилась замечательная возможность попытаться это сделать самой и представить свою работу на Ваш суд.

Александр Сергеевич Пушкин- писатель и поэт, потрясший мир литературы своей гениальностью и превосходством. Нам известно множество произведений Пушкина, прочитав которые, мы испытываем восторг. Знакомясь с творчеством человека, посвятившего свою жизнь литературе, мы считаем, что Пушкин дал нам больше, чем просто произведения, он подарил огромный мир и его зеркальное отражение, не приукрашенное, а правдивое. Мы можем взглянуть на свою жизнь со стороны, понять ошибки, совершаемые нами, увидеть нелепость, а порой и глупость их и насладиться самыми прекрасными чувствами, которые только могут испытывать люди.

Творчество Пушкина разнообразно. Еще в лицейской лирике наряду со следованием традиции классицизма четко определяется оригинальная пушкинская линия. Главное для него - воспеть человеческие чувства и страсти в их жизненном многообразии. Александру Сергеевичу присуща реалистическая устремленность. Одним из величайших завоеваний Пушкина, его основополагающим принципом является изображение личности человека в неразрывной связи с общественной средой, изображение личности человека в процессе его развития, в зависимости от общественных, социальных условий жизни. Пушкин показывает, что в его реалистических произведениях отчетливо выявляется линия поэтического выражения – социально- историческое, конкретно- бытовое наполнение, характеристика социальных явлений. Эта тенденция проявляется в произведении «Пиковая дама».

Здесь наряду с социально – исторической повестью Пушкин культивирует социально – психологическую новеллу. Социальная насыщенность в произведении «Пиковая дама» сочетается с психологической остротой и напряженностью, драматической силой в развитии действия. Стремление к экспрессивности психологических переживаний, развертываемых на основе раскрытия большой социально- исторической, философской проблемы, определяет создание особого типа произведения, при котором выдвигается на важнейшее место герой со своими переживаниями. Таковым произведением является «Пиковая дама». Давайте вместе пролистаем эту повесть и попытаемся понять все ее великолепие и красоту.

Герои и их поступки. Жизнь и судьба.

Тройка, семерка, туз.

Главным действующим лицом произведения является Германн - молодой офицер «инженер», центральный персонаж социально-философской повести. Он прежде всего расчетлив, разумен; это подчеркнуто и его немецким происхождением. Каждый из героев этой повести связан с определенной темой: Например, Томский - с темой незаслуженного счастья.

Томский Павел Александрович - молодой князь, внук старой графини; поначалу кажется второстепенной фигурой, кем-то вроде игрока Нарумова, который «посредничает» между главным героем

Германном и миром карточных игроков. Сюжетная роль Томского действительно ничтожна. Однако, связав образ Томского с идеей незаслуженной удачи, Пушкин спешит усложнить проблему. Социальное устройство жизни таково, что случайный успех слишком закономерен, почти автоматически выпадает одним и обходит стороною других. Томский в отличие от Германна принадлежит к родовитому, а не служивому дворянству; он от рождения встроен в аристократический ряд, в бесконечную череду «удачников». Таинственная связь рода Томского с удачей подчеркнута необъяснимым «повышением» его сословного статуса в сравнении с бабкой: она графиня, он князь. За какие исключительные заслуги отец Томского мог быть пожалован новым «званием», не сказано. Это сделано, очевидно, потому, что никаких «заслуг» не было. Томский «продвинут» на одну ступеньку вверх метафизически, а не социально. Кроме того, случайно или нет, но Пушкин трижды «по ошибке» именует саму графиню княгиней; если это сделано сознательно, то с одной целью: окончательно «спутать карты», разлучить тему социальной удачи с какой бы то ни было рациональной основой.

Томский появляется в первой главе только для того, чтобы рассказать картежному сообществу историю о трех картах, тайну которых открыл его бабке Сен-Жермен (известный авантюрист восемнадцатого века) и которую та, отыгравшись, лишь однажды передоверила некоему Чаплицкому. Во второй главе Томский появляется в доме бабки - и вновь для того лишь, чтобы бедная воспитанница Лизавета Ивановна «смогла» проговориться о военном инженере, заинтересовавшем ее.

Лизавета Ивановна связана с темой социального смирения. Образ молодой девушки помещен в сюжетное кольцо; от начала к концу ее жизнь совершает оборот вокруг оси; социальный сценарий остается прежним - меняются лишь исполнительницы ролей; люди перемещаются из одних «клеточек» в другие - как карты на игральном столе. Есть ли в этом перемещении закономерность, предрешенность - до конца неясно; контрастный пример «несчастного» Германна и «счастливого» Томского подтверждает это, пример Лизаветы Ивановны отчасти опровергает. По своему положению в свете она не могла надеяться на счастливый брак; ее личная участь - нетипична и заранее непредсказуема. Это тем заметнее, чем более типична и предсказуема сама жизненная «модель», которую Лизавета Ивановна воспроизводит в своей дальнейшей судьбе: богатая хозяйка и бедная родственница. Ее положение в большом свете - жалко; в общество «равных» ее не вывозят; старуха эгоистична и устройством брака Лизы не занимается.

Старая графиня связана с темой судьбы. Анна Федотовна - восьмидесятилетняя старуха, в доме которой воспитывается бедная родственница Лизавета Ивановна; графиня- хранительница тайны «трех карт»; олицетворение судьбы. Впервые появляется перед читателем в образе молодой властной красавицы, в дымке легендарного «анекдота» шестидесятилетней давности, за которым, по свидетельству Нащокина, стоит легенда о «реальном» приключении княжны Натальи Петровны Голицыной, «открывшей» внуку тайну трех карт, некогда поведанную ей Сен-Жерменом.

В своём произведении Пушкин ярко описывает Петербург - столицу империи, породу призрачно абсурдной жизни, город фантастических событий, происшествий, идеалов, город, обесчеловечивающий людей, уродующий их чувства, желания, мысли, их жизнь.

Германн впервые появляется на страницах повести в эпизоде у конногвардейца Нарумова, - но, просиживая до 5 утра в обществе игроков, он никогда не играет - «Я не в состоянии жертвовать необходимым, в надежде приобрести излишнее». Честолюбие, сильные страсти, огненное воображение подавлены в нем твердостью воли.

Выслушав историю Томского о трех картах, тайну которых 60 лет назад открыл его бабушке графине Анне Федотовне легендарный духовидец

Сен-Жермен, он восклицает: не «Случай», а «Сказка!» - поскольку исключает возможность иррационального успеха.

Герман - страстный человек, одержимый идеей богатства. На своем пути он не останавливается ни перед чем. Готов играть чужими чувствами, очаровывает Лизу, девушку, живущую в доме у старой графини, ради того, чтобы овладеть тайной "трех карт", гарантирующей ему крупный выигрыш. И это действительно так, ведь Германн сначала хотел достичь богатства честным способом, но стоило только узнать о тайне трёх карт, и он стал совсем другим человеком. Он стал гнаться за этой тайной, готов был ""продать"" свою душу дьяволу. Мысль о деньгах затмила разум этого человека.

Жизнь и сознание Германна мгновенно и полностью подчиняются загадочной игре чисел, смысла которой читатель до поры до времени не понимает. Обдумывая, как завладеть тайной, Германн готов сделаться любовником восьмидесятилетней графини - ибо она умрет через неделю; выигрыш может утроить, усемерить его капитал; через 2 дня он впервые является под окнами Лизы; через 7 дней она впервые ему улыбается. Даже фамилия Германна - и та звучит теперь как странный, немецкий отголосок французского имени Сен-Жермен, от которого графиня получила тайну трех карт. Германн появлялся около дома графини, просто бродя по улицам Петербурга, два раза подряд, будто некая сила приводила его к этому месту. Вряд ли можно утверждать, что загадочное появление Германна у дома старухи, знавшей тайну трех карт, случайность. Таким непреодолимым стремлением «проказницы судьбы» свести нашего героя с этим домом Пушкин, на мой взгляд, преследовал цель показать торжество подсознания Германна, стремившегося доставить своего хозяина поближе к возможному месту реализации его навязчивой идеи, над его разумом.

Нетрудно заметить, что у главного героя произведения отсутствует имя (а может быть, - фамилия). Докажем, что «Германн» - это фамилия. Пусть «Германн» - это имя. Но в этом случае возникают противоречия: во-первых, в слове «Герман», обозначающем имя, только одна буква «Н», в отличие от написанного Пушкиным; во-вторых, исходя из диалогов, можно сделать вывод, что кавалеры используют фамилию человека, когда обращаются друг к другу или говорят о ком-либо в третьем лице: Почему же Пушкин обделил своего «расчетливого немца» именем? Можно предположить, что автор сделал это безо всякого подтекста: Чаплицкий, Нарумов, Чекалинский- по аналогии. Но эта причина вряд ли является истиной, т. к. названные герои играют эпизодические роли, в то время как Германн - главный герой.

Мне кажется, Пушкин отказал своему герою в имени, преследуя цель подчеркнуть таинственность, связанную с героем: в душе страстный игрок, человек с «профилем Наполеона» и «душой Мефистофеля», Германн никогда не играл и вообще не проявлял светской активности. Единственным занятием, обусловленным азартным характером, было постоянное его пребывание около карточного стола в качестве наблюдающего за игрой.

Добившись от нее согласия на свидание (а значит - получив подробный план дома и совет, как в него проникнуть), Германн пробирается в кабинет графини, дожидается ее возвращения с бала - и, напугав до полусмерти, пытается выведать желанный секрет.

«Он окаменел, уподобился мертвой статуе».

Поняв, что графиня мертва, Германн пробирается в комнату Лизаветы Ивановны - не для того, чтобы покаяться перед ней, но для того, чтобы развязать узел любовного сюжета, в котором более нет нужды.

Но все же, любил ли Германн Лизу?

Мне кажется, что не любил. Хотя, возможно, он и был влюблен в нее некоторое время, но о долгой и страстной любви говорить не приходится. Попробую доказать. Германн пишет Лизе признания в любви, попросту скопированные из немецких романов, благо воспитанница графини не знает немецкого. Но вдруг он делал это не по принципу «лишь бы как, только чтобы добиться “аудиенции” графини», а только из-за того, что был профаном в любовных делах: он не представлял себе методы знакомства с девушками отличные от описанных в романах. Этот довод убедителен. Действительно, многие люди прежде читают про любовь, а уж потом налаживают взаимоотношения со своими возлюбленными, и в этих случаях, если у человека нет красноречия и тому подобных эмоциональных черт, их свидания, становятся очень похожими на сцены из прочитанных романов. Но можно обратить внимание на самоотверженность Германна, ссылаясь на то, что герой мерз на улице в холод только для того, чтобы увидеть лицо Лизаветы. Все так, но это не отрицает, что Германн стоял на морозе не от любви к девушке, а от любви к тайне графини.

После смерти старухи наш герой как-то небрежно сообщает бывшей воспитаннице умершей ужасную новость, не пытаясь каким-то образом огородить ее от этой вести, утешить ее. Но в противовес этому можно высказать следующее: во-первых, Лиза была домашней узницей у старой графини и смерть старухи освободила бы воспитанницу от этой муки; во-вторых, Германна можно оправдать тем, что он сам был в предшоковом состоянии и не мог адекватно проанализировать обстановку. Но я хочу напомнить, что Лизавета жила за счет графини и была от нее зависима в материальном плане. Итак, счет равный. На все мои доводы мнимый оппонент ответил своими контраргументами. Так что же - спор проигран? Надеюсь, что нет. У меня в запасе остался еще один факт: после того, как Германн узнал тайну трех карт, он перестал встречаться с Лизой, перестал о ней думать. А уже сидя в Обуховской больнице, он и вовсе забыл про нее. Здесь можно возразить, что, мол, не до того ему было, и вообще он сошел с ума - но это же только подчеркивает утверждение: При развитии умопомешательства у Германна наружу выплеснулось то, что занимало его воображение в предыдущее время. Как видно, это множество целиком и полностью состояло из мысли о картах: «тройка, семерка, туз!. тройка, семерка, дама!. », и здесь нет даже намека на «былую» любовь.

Но также имеет право на существование и следующая гипотеза. Возможно, изначально Германн не думал воспользоваться Лизой в качестве невольной помощницы для личного знакомства с графиней. Возможная влюбленность Германна в Лизавету Ивановну нисколько не противоречит его основной цели, поэтому не исключено, что параллельно развивались две истории «любви»: между Германном и тайной и Германном и Лизой.

Но за размышлениями о любви, действительной или отсутствующей, Германна к Лизе совершенно потерялся не менее интересный вопрос о чувствах Лизаветы Ивановны к герою. Смею утверждать, что и здесь не было любви. Лиза, «чужая среди своих» на балах и затерроризированная дома графиней, влюбилась в первого молодого человека, обратившего на нее внимание. Также быстро она и «бросила» своего недавнего избранника, увидев в нем прежде незамеченные отрицательные, на ее взгляд, черты. По-моему, если бы она действительно любила Германна, то хотя бы их разлука была бы более романтична.

Дважды на протяжении одной главы (IV) автор наводит читателя на сравнение холодного Германна с Наполеоном, который для людей первой половины XIX в. воплощал представление о романтическом бесстрашии в игре с судьбой? Сначала Лиза вспоминает о разговоре с Томским (у Германна «лицо истинно романтическое» - «профиль Наполеона, а душа Мефистофеля»), затем следует описание Германна, сидящего на окне сложа руки и удивительно напоминающего портрет Наполеона. Прежде всего Пушкин, на мой взгляд, изображает новый, буржуазный мир. Хотя все страсти, символом которых в повести оказываются карты, остались прежними, но зло утратило свой «героический» облик. Наполеон жаждал славы - и смело шел на борьбу со всей Вселенной; Германн жаждет денег - и хочет обсчитать судьбу купюрами, заполонившими его разум. Наполеон хотел склонить к своим ногам весь мир, в то время как «нынешний» Мефистофель способен только насмерть запугать старуху графиню незаряженным пистолетом. Смешно, но факт. Сравнение Наполеона с Германном обусловлено скупостью фантазии главного героя и неумением изысканно запугивать, впоследствии убивать беззащитных старушек.

В эпизоде «свидания» Германна с графиней, вернувшейся в два часа ночи с бала, она будет неоднократно перемещаться из области смерти в пространство жизни и обратно. Сначала желтизна ее лица, «потусторонность» облика (она сидит, «шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево») сами собою наводят на мысль о действии «скрытого гальванизма». То есть о демоническом оживлении мертвого тела Московской Венеры. Однако при виде Германна «мертвое лицо ее изменилось неизъяснимо»; она как бы вернулась по эту сторону границы между жизнью и смертью. И тут же выясняется, что такой

«оживляющей» властью над нею обладают только два чувства: страх и воспоминание. Полубредовые предложения и просьбы Германна не производят на нее никакого впечатления, ибо страх улегся, из мертвенного равнодушия ее вновь выводит только имя покойного Чаплицкого. Впрочем, замечание автора о «сильном движении души», в ней произошедшем, заведомо двусмысленно: следовательно, это движение души, покидающей тело. Старая графиня опять погружается в «промежуточную» бесчувственность, чтобы провалиться из нее в смерть, как только Германн наведет свой незаряженный пистолет.

Он решит попросить у нее прощения - но даже тут будет действовать из соображений моральной выгоды, а не из собственно моральных принципов. Усопшая может иметь вредное влияние на его жизнь - и лучше мысленно покаяться перед ней, чтобы избавиться от этого влияния.

Но как при жизни графиня была причастна к смерти, так после кончины она не собирается оставлять пределы жизни.

Во время отпевания произошло следующее. «В эту минуту показалось ему, что мёртвая насмешливо взглянула на него, прищуривая одним глазом. Германн поспешно подавшись назад, оступился и навзничь грянулся об земь. Его подняли. В то же самое время Лизавету Ивановну вынесли в обмороке на паперть» - без сомнения, подобная вещь могла произойти на похоронах, но Пушкин, на мой взгляд, вводит в произведение этот элемент для того, чтобы подчеркнуть ту неопределенную, нервозную обстановку, которая царила в душах Лизы и, в особенности, Германна.

Описывая отпевание, обычно экономно расходующий слова рассказчик подчеркивает, что Анна Федоровна лежала в гробу «сложа руки» - хотя по-другому она лежать и не могла; но в ночь графининой кончины Германн и Лизавета Ивановна тоже сидели друг напротив друга, скрестив руки - он гордо, по-наполеоновски, она смиренно, как Мария Магдалина. Сложенные крест-накрест руки старой графини - это не знак гордости и не знак смирения, это даже не просто знак смерти (стоит Германну подойти к телу «усопшей», как старуха насмешливо прищуривается одним глазом). Ее крестообразно сложенные руки - знак новой «жанровой прописки». Она представала перед читателем в роли молодой героини исторического анекдота, рассказанного Томским; в образе неподвижного портрета; она была дряхлым персонажем социально-бытовой повести о бедной воспитаннице. Теперь ей, при жизни предпочитавшей старые французские романы, «где бы герой не давил ни отца, ни матери, и где бы не было утопленных тел», предстоит уподобиться именно «мертвым» героям «романов ужасов» и русских баллад, которые так любили являться миру живых в похоронном образе мертвецов.

И тут автор, который последовательно меняет литературную прописку своего героя (в первой главе он - потенциальный персонаж авантюрного романа; во второй - герой фантастической повести; в третьей - действующее лицо повести социально-бытовой, сюжет которой постепенно возвращается к своим авантюрным истокам), вновь резко «переключает» тональность повествования.

Риторические клише из поминальной проповеди молодого архиерея сами собой накладываются на события страшной ночи. В Германне, этом «ангеле смерти» и «полунощном женихе» вдруг проступают пародийные черты; его образ продолжает мелькать, снижаться; он словно тает на глазах у читателя. И даже «месть» мертвой старухи, повергающая героя в обморок, способна вызвать улыбку у читателя: она «насмешливо взглянула на него, прищурившись одним глазом».

Исторический анекдот о трех картах, подробное бытоописание, фантастика - все спутывается, покрывается оцарапанным шлемом иронии и двусмысленности, так что ни герой, ни читатель не в силах разобрать: действительно ли мертвая старуха, шаркая тапочками, вся в белом, является Германну той же ночью? Или это следствие нервного истощения и выпитого вина? Что такое три карты, названные ею, -

«тройка, семерка, туз» - потусторонняя тайна чисел, которым Германн подчинен с того момента, как решил завладеть секретом карт, или простая прогрессия, которую Германн давным-давно сам для себя вывел «я утрою, усемерю капитал. » (то есть - стану тузом). И чем объясняется обещание мертвой графини простить своего невольного убийцу, если тот женится на бедной воспитаннице, до которой при жизни ей не было никакого дела? Тем ли, что старуху заставила «подобреть» неведомая сила, пославшая ее к Германну, или тем, что в его заболевающем сознании звучат все те же отголоски совести, что некогда просыпались в нем при звуке Лизиных шагов? Сам того не замечая, Германн попал в «промежуточное» пространство, где законы разума уже не действуют, он на пути к сумасшествию. Германн, ценивший именно независимость, хотя бы и материальную, ради нее и вступивший в игру с судьбою, полностью теряет самостоятельность. Он готов полностью повторить

«парижский» эпизод жизни старой графини и отправиться играть в Париж.

Рассуждая над произведением, хочется задать вопрос: «Почему повесть называется «Пиковая дама», а не «Жизнь и судьба», или и того лучше «Тройка, семерка, туз» а может, «Холостой выстрел», как он раньше собирался назвать свою повесть? По моему убеждению, заглавие произведения «Пиковая дама» характеризует смерть, но не человека, а смерть устремления, уверенности главного героя, олицетворяя оглушительный треск проигрыша. Именно эта карта отображает посмеивающийся лик старой графини, ведь Пиковая дама для Германна явилась роковой.

Как известно, тайну трех карт поведал графине Сен-Жермен. Но откуда он сам узнал эту тайну? Порассуждаем. Возможно, предположение Германна насчет дьявольского договора было верным. События произведения не противоречат этой гипотезе, что дает право считать ее возможной действительностью. Сделанное предположение можно развивать в двух направлениях. Следуя первому, сделку с Дьяволом совершил Сен-Жермен и потом «по доброте сердечной (душу-то он уже продал)» подарил эту тайну графине. Другая же версия заключается в том, что контракт с председателем оппозиции Богу заключала сама графиня, а Сен-Жермен был лишь «подарком судьбы», посланным Дьяволом. Эта версия, на мой взгляд, является более правдоподобной, так как при рассмотрении графини как сгустка темных сил достаточно просто объясняются многие моменты, связанные с тайной карт, которые можно списать на проявления воли властителя Преисподни. Намек, выраженный в речи Германна к графине: «Может быть, тайна сопряжена с ужасным грехом, с пагубою вечного блаженства, с дьявольским договором. Подумайте: вы стары; жить вам уж недолго, - я готов взять грех ваш на свою душу» дает право предположить, что графиня продала душу Дьяволу и стала носителем страшной тайны.

В сценах «поединка» с Чекалинским перед читателем предстает прежний Германн - холодный и тем более расчетливый.

Германн проиграл, несмотря на знание тайны трех карт. Можно назвать следующие предполагаемые причины этого. Во-первых, из того, что графиня продала душу дьяволу, может следовать, что она, помогая своему новому повелителю - Дьяволу, назвала Германну заведомо неправильные карты для того, чтобы получить его душу, не платя за это. Эту версию подтверждает и то, что графиня пришла к Германну «исполнить его просьбу» «не по своей воле».

Во-вторых, делясь с героем тайной, она сделала оговорку: «с тем, чтоб ты женился на моей воспитаннице Лизавете Ивановне. ». Германн же совсем не собирался жениться на Лизе. Из-за этого графиня, обретшая способность рассматривать души людей, и наказала нашего героя. В-третьих, возможно, что таким весьма своеобразным способом Бог пытался спасти душу Германна от попадания к своему противнику, быстрее забрав ее к себе (этот способ чем-то напоминает предательство Христа Иудой, который пытался, на мой взгляд, самым верным способом оградить своего учителя от псевдолюбящих его людей).

Механизм такой странной ошибки может быть следующим. Во-первых, Германн мог нервничать и просто перепутать карты. Но эта версия является малоправдоподобной. Во-вторых, карту, уже отложенную Германном, могли подменить «темные силы». И третьей, наиболее сложной технически, версией является следующая. Эти «темные силы» каким-то образом действовали на Германна так, что дама ему виделась тузом. И только после того, как талья была проиграна, и Дьявол совершил свое грязное дело, наш герой увидел ошибку, которая так дорого ему стоила.

Еще одним вариантом развития событий могло служить следующее. Существовало Нечто, которое могло каким-то образом влиять на жизнь людей. Именно это Нечто «осчастливило» тайной Сен-Жермена, графиню и Чаплицкого. Когда это Нечто узнало о возможности того, что еще кто-нибудь (в данном случае - Германн) узнает тайну, то оно решило, что уже достаточно людей обогатилось благодаря этому и изменило условия розыгрыша карт. Оно сообщило графине об изменении, но не объяснило новые правила. Когда обладательница тайна говорила Германну про нее, она не была вполне уверена в правильности тактики, но, поддавшись уговорам на грани угроз нашего героя, она наугад изменила правила. Как видно, она не угадала. В пользу этой версии говорит то, что графиня и Чаплицкий ставили карты одну за другой, в то время как Германну было сказано: «Тройка, семёрка и туз выиграют тебе сряду, - но с тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил и чтоб во всю жизнь уже после не играл».

Возникает естественный вопрос: а почему, собственно, Александр Сергеевич Пушкин взялся написать такое своеобразное произведение?

Попытаемся ответить на этот вопрос. Сразу необходимо отметить, что «Пиковая дама» написана в 1833 году, то есть уже не юным писателем. Возможно, это произведение стало продолжением исследования поведения человека под влиянием внешних факторов. «Пиковая дама» интересна с точки зрения разнообразия сюжетных линий и проблем, никак не менее сложных, нашедших отражение в произведении. В «Евгении Онегине» автор убивает Ленского, мотивируя это предрешенностью судьбы героя. Почему же тогда он оставляет в живых Германна? Возможно, уже работая над произведением, Пушкин сам заинтересовался не совсем заурядным персонажем и решил проследить его судьбу.

Правда, возможно и такое, что «Пиковая дама» была своеобразным криком души поэта. Теперь уже ни для кого не секрет, что сам Пушкин был азартным игроком (это объясняет такое точное, детальное описание самой игры). Могло случиться так, что сам автор в то время проиграл крупную сумму и решил создать произведение, отражающее перипетии карточной жизни.

Если я не ошибаюсь, «Пиковая дама» была первым произведением в русской литературе, так ярко осветившим проблемы взаимосвязи азарта, денег, любви, светской жизни.

III. Заключение

«К нему не зарастет народная тропа».

Произведение Пушкина «Пиковая дама» наполнено иронией и в то же время серьезностью, оно написано с элементами фантастики, но в определенные моменты повесть правдоподобна. «Пиковая дама» включает в себя противоречия обстоятельств и событий, характеров и чувств. Это произведение – контраст, наполненное живописным, своеобразно – неповторимым способом передачи читателю реальности. В своей повести Пушкин сосредоточил внимание на глубочайшем психологическом анализе души человека, безраздельно охваченной какой-то эгоистичной страстью, будь это скупость, зависть или гордость. Эти страсти подчиняют себе сильных и волевых людей, но они эгоистичны по своей природе и поэтому приводят их к моральной деградации и преступлению. «Пиковая дама» Пушкина подкупает чистотой и глубиной переживаемых чувств.

Гоголь о Пушкине и его повести сказал: «Александр Сергеевич при самом начале своем был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа. Писатель, может быть, и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами своего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам кажется, будто это говорят и чувствуют они сами. Вряд ли о ком из писателей можно сказать, чтобы у него в коротенькой повести вмещалось столько величия, простоты и силы, сколько у Пушкина. »

По моему мнению, чтение «Пиковой дамы» должно сильно действовать на воспитание, развитие и образование изящно- психологического чувства в человеке.

Да! Не во гнев будет сказано нашим литературным староверам, нашим сухим моралистам, нашим черствым, антиэстетическим резонерам, никто, решительно никто из русских писателей не стяжал себе такого неоспоримого права быть воспитателем и юных, и возмужалых, и даже старых (если в них еще есть зерно эстетического и человеческого чувства) читателей, как Пушкин, потому что мы не знаем на Руси более нравственного, при великости таланта, как этот писатель.

«Пиковая дама» – история, основной задачей которой является достучаться до нашего разума, с целью обуздать лихих коней нашего стремления к азарту и деньгам. Вообще все написанное Пушкиным выглядит не только емким, содержательным, но и необыкновенно изящным. Попробуйте поменять местами несколько слов на любой из страниц «Пиковой дамы»- и вы поймете, что в пушкинской прозе слова, расположенные в единственно правильном порядке.

Говоря, что Пушкин устарел, мы ошибаемся. Читайте замечательные произведения этого прекрасного, находите близкое и понятное вам. Я все время возвращаюсь к творчеству Александра Сергеевича Пушкина. Верю, к нему «не зарастет народная тропа». Думаю, на мой век пищи для души и ума хватит с избытком. Этим я заканчиваю свою работу, в надежде, что мне удалось донести до вас частичку смыслового отображения истины в повести Пушкина «Пиковая дама».

Новейшая гадательная книга.

А в ненастные дни
Собирались они
Часто;
Гнули – Бог их прости! -
От пятидесяти
На сто,
И выигрывали,
И отписывали
Мелом.
Так, в ненастные дни,
Занимались они
Делом.

Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова. Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра. Те, которые остались в выигрыше, ели с большим аппетитом; прочие, в рассеянности, сидели перед своими приборами. Но шампанское явилось, разговор оживился, и все приняли в нем участие.

– Что ты сделал, Сурин? – спросил хозяин.

– Проиграл, по обыкновению. – Надобно признаться, что я несчастлив: играю мирандолем, никогда не горячусь, ничем меня с толку не собьёшь, а всё проигрываюсь!

– И ты не разу не соблазнился? ни разу не поставил на руте?.. Твердость твоя для меня удивительна.

– А каков Германн! – сказал один из гостей, указывая на молодого инженера, – отроду не брал он карты в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов сидит с нами и смотрит на нашу игру!

– Игра занимает меня сильно, – сказал Германн, – но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее.

– Германн немец: он расчетлив, вот и всё! – заметил Томский. – А если кто для меня непонятен, так это моя бабушка графиня Анна Федотовна.

– Как? что? – закричали гости.

– Не могу постигнуть, – продолжал Томский, – каким образом бабушка моя не понтирует!

– Да что ж тут удивительного, – сказал Нарумов, – что осьмидесятилетняя старуха не понтирует?

– Так вы ничего про неё не знаете?

– Нет! право, ничего!

– О, так послушайте:

Надобно знать, что бабушка моя, лет шестьдесят тому назад, ездила в Париж и была там в большой моде. Народ бегал за нею, чтобы увидеть la Venus moscovite; Ришелье за нею волочился, и бабушка уверяет, что он чуть было не застрелился от её жестокости.

В то время дамы играли в фараон. Однажды при дворе она проиграла на слово герцогу Орлеанскому что-то очень много. Приехав домой, бабушка, отлепливая мушки с лица и отвязывая фижмы, объявила дедушке о своем проигрыше и приказала заплатить.
Покойный дедушка, сколько я помню, был род бабушкиного дворецкого. Он её боялся, как огня; однако, услышав о таком ужасном проигрыше, он вышел из себя, принес счёты, доказал ей, что в полгода они издержали полмиллиона, что под Парижем нет у них ни подмосковной, ни саратовской деревни, и начисто отказался от платежа. Бабушка дала ему пощечину и легла спать одна, в знак своей немилости.

На другой день она велела позвать мужа, надеясь, что домашнее наказание над ним подействовало, но нашла его непоколебимым. В первый раз в жизни дошла она с ним до рассуждений и объяснений; думала усовестить его, снисходительно доказывая, что долг долгу розь и что есть разница между принцем и каретником. – Куда! дедушка бунтовал. Нет, да и только! Бабушка не знала, что делать.
С нею был коротко знаком человек очень замечательный. Вы слышали о графе Сен-Жермене, о котором рассказывают так много чудесного. Вы знаете, что он выдавал себя за Вечного Жида, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня, и прочая. Над ним смеялись, как над шарлатаном, а Казанова в своих Записках говорит, что он был шпион; впрочем, Сен-Жермен, несмотря на свою таинственность, имел очень почтенную наружность и был в обществе человек очень любезный. Бабушка до сих пор любит его без памяти и сердится, если говорят об нём с неуважением. Бабушка знала, что Сен-Жермен мог располагать большими деньгами. Она решилась к нему прибегнуть. Написала ему записку и просила немедленно к ней приехать.

Старый чудак явился тотчас и застал в ужасном горе. Она описала ему самыми черными красками варварство мужа и сказала наконец, что всю свою надежду полагает на его дружбу и любезность.

Сен-Жермен задумался.

«Я могу услужить вам этой суммою, – сказал он, – но знаю, что вы не будете спокойны, пока со мной не расплатитесь, а я бы не желал вводить вас в новые хлопоты. Есть другое средство: вы можете отыграться». «Но, любезный граф, – отвечала бабушка, – я говорю вам, что у нас денег вовсе нет». – «Деньги тутне нужны, – возразил Сен-Жермен: – извольте меня выслушать». Тут он открыл ей тайну, за которую всякий из нас дорого бы дал…

Молодые игроки удвоили внимание. Томский закурил трубку, затянулся и продолжал.

В тот же самый вечер бабушка явилась в Версаль, аu jeu de la Reine. Герцог Орлеанский метал; бабушка слегка извинилась, что не привезла своего долга, в оправдание сплела маленькую историю и стала против него понтировать. Она выбрала три карты, поставила их одна за другою: все три выиграли ей соника, и бабушка отыгралась совершенно.

– Случай! – сказал один из гостей.

– Сказка! – заметил Германн.

– Может статься, порошковые карты? – подхватил третий.

– Не думаю, – отвечал важно Томский.

– Как! – сказал Нарумов, – у тебя есть бабушка, которая угадывает три карты сряду, а ты до сих пор не перенял у ней её кабалистики?

– Да, чорта с два! – отвечал Томский, – у ней было четверо сыновей, в том числе и мой отец: все четыре отчаянные игроки, и ни одному не открыла она своей тайны; хоть это было бы не худо для них и даже для меня. Но вот что мне рассказывал дядя, граф Иван Ильич, и в чём он меня уверял честью. Покойный Чаплицкий, тот самый, который умер в нищете, промотав миллионы, однажды в молодости своей проиграл – помнится Зоричу – около трехсот тысяч. Он был в отчаянии. Бабушка, которая всегда была строга к шалостям молодых людей, как-то сжалилась над Чаплицким. Она дала ему три карты, с тем, чтоб он поставил их одну за другою, и взяла с него честное слово впредь уже никогда не играть. Чаплицкий явился к своему победителю: они сели играть. Чаплицкий поставил на первую карту пятьдесят тысяч и выиграл соника; загнул пароли, пароли-пе, – отыгрался и остался ещё в выигрыше…

– Однако пора спать: уже без четверти шесть.

В самом деле, уже рассветало: молодые люди допили свои рюмки и разъехались.

– II parait que monsieur est decidement pourles suivantes.

– Que voulez-vus, madame? Elles sont plus fraiches.

Светский разговор.

Старая графиня *** сидела в своей уборной перед зеркалом. Три девушки окружали её. Одна держала банку румян, другая коробку со шпильками, третья высокий чепец с лентами огненного цвета. Графиня не имела ни малейшего притязания на красоту, давно увядшую, но сохраняла все привычки своей молодости, строго следовала модам семидесятых годов и одевалась так же долго, так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад. У окошка сидела за пяльцами барышня, её воспитанница.

– Здравствуйте, grand’maman, – сказал, вошедши молодой офицер. – Bon jour, mademoiselle Lise. Grand’maman, я к вам с просьбою.

– Что такое, Paul?

– Позвольте представить одного из моих приятелей и привезти его к вам в пятницу на бал.

– Привези мне его прямо на бал, и тут мне его и представишь. Был ты вчерась у ***?

– Как же! очень было весело; танцевали до пяти часов. Как хороша была Елецкая!

– И, мой милый! Что в ней хорошего? Такова ли была её бабушка, княгиня Дарья Петровна?.. Кстати: я чай, она уж очень постарела, княгиня Дарья Петровна?

– Как, постарела? – отвечал рассеянно Томский, – она семь лет как умерла. Барышня подняла голову и сделала знак молодому человеку. Он вспомнил, что от старой

графини таили смерть её ровесниц, и закусил себе губу. Но графиня услышала весть, для неё новую, с большим равнодушием.

– Умерла! – сказала она, – а я и не знала! Мы вместе были пожалованы во фрейлины, и когда мы представились, то государыня…

И графиня в сотый раз рассказала внуку свой анекдот.

– Ну, Paul, – сказала она потом, – теперь помоги мне встать. Лизанька, где моя табакерка?

И графиня со своими девушками пошла за ширмами оканчивать свой туалет. Томский остался с барышнею.

– Кого это вы хотите представить? – тихо спросила Лизавета Ивановна.

– Нарумова. Вы его знаете?

– Нет! Он военный или статский?

– Военный.

– Инженер?

– Нет! кавалерист. А почему вы думали, что он инженер? Барышня замеялась и не отвечала ни слова.

– Paul! – закричала графиня из-за ширмов, – пришли мне, какой-нибудь новый роман, только, пожалуйста, не из нынешних.

– Как это, grand’maman?

– То есть такой роман, где бы герой не давил ни отца, ни матери и где бы не было утопленных тел. Я ужасно боюсь утопленников!

– Таких романов нынче нет. Не хотите ли разве русских?

– А разве есть русские романы?.. Пришли, батюшка, пожалуйста, пришли!

– Простите, grand’maman: я спешу… Простите, Лизавета Ивановна! Почему же вы думаете, что Нарумов инженер?

– И Томский вышел из уборной.

Лизавета Ивановна осталась одна: она оставила работу и стала глядеть в окно. Вскоре на одной стороне улицы из-за угольного дома показался молодой офицер. Румянец покрыл её щеки: она принялась опять за работу и наклонила голову над самой канвою. В это время вошла графиня, совсем одетая.

– Прикажи, Лизанька, – сказала она, – карету закладывать, и поедем прогуляться. Лизанька встала из-за пяльцев и стала убирать свою работу.

– Что ты, мать моя! глуха, что ли! – закричала графиня. – Вели скорей закладывать карету.

– Сейчас! – отвечала тихо барышня и побежала в переднюю. Слуга вошел и подал графине книги от князя Павла Александровича.

– Хорошо! Благодарить, – сказала графиня. – Лизанька, Лизанька! да куда ж ты бежишь?

– Одеваться.

– Успеешь, матушка. Сиди здесь. Раскрой-ка первый том; читай вслух… Барышня взяла книгу и прочла несколько строк.

– Громче! – сказала графиня. – Что с тобою, мать моя? с голосу спала, что ли?.. Погоди: подвинь мне скамеечку ближе… ну!

Лизавета Ивановна прочла ещё две страницы. Графиня зевнула.

– Брось эту книгу, – сказала она. – что за вздор! Отошли это князю Павлу и вели благодарить… Да что же карета?

– Карета готова, – сказала Лизавета Ивановна, взглянув на улицу.

– Что же ты не одета? – сказала графиня, – всегда надобно тебя ждать! Это, матушка, несносно.

Лиза побежала в свою комнату. Не прошло двух минут, графиня начала звонить изо всей мочи. Три девушки вбежали в одну дверь, а камердинер в другую.

– Что это вас не докличешься? – сказала им графиня. – Сказать Лизавете Ивановне, что я её жду.

Лизавета Ивановна вошла в капоте и в шляпке.

– Наконец, мать моя! – сказала графиня. – Что за наряды! Зачем это?.. Кого прельщать?.. А какова погода? – кажется, ветер.

– Никак нет-с, ваше сиятельство! очень тихо-с! – отвечал камердинер.

– Вы всегда говорите наобум! Отворите форточку. Так и есть: ветер! и прехолодный! Отложить карету! Лизанька, мы не поедем: нечего было наряжаться.

«И вот моя жизнь!» – подумала Лизавета Ивановна.

В самом деле, Лизавета Ивановна была пренесчастное создание. Горек чужой хлеб, говорит Данте, и тяжелы ступени чужого крыльца, а кому и знать горечь зависимости, как не бедной воспитаннице знатной старухи? Графиня ***, конечно, не имела злой души; но была своенравна, как женщина, избалованная светом, скупа и погружена в холодный эгоизм, как и все старые люди, отлюбившие в свой век и чуждые настоящему. Она участвовала во всех суетностях большого света, таскалась на балы, где сидела в углу, разрумяненная и одетая по старинной моде, как уродливое и необходимое украшение бальной залы; к ней с низкими поклонами подходили приезжающие гости, как по установленному обряду, и потом уже никто ею не занимался. У себя принимала она весь город, наблюдая строгий этикет и не узнавая никого в лицо. Многочисленная челядь её, разжирев и поседев в её передней и девичьей, делала, что хотела, наперерыв обкрадывая умирающую старуху. Лизавета Ивановна была домашней мученицею. Она разливала чай и получала выговоры за лишний расход сахара; она вслух читала романы и виновата была во всех ошибках автора; она сопровождала графиню в её прогулках и отвечала за погоду и за мостовую. Ей было назначено жалованье, которое никогда не доплачивали; а между тем требовали от неё, чтоб она одета была, как и все, то есть как очень немногие. В свете играла она самую жалкую роль. Все её знали и никто не замечал; на балах она танцевала только тогда, когда не хватало vis-a-vis, и дамы брали её под руку всякий раз, как им нужно было идти в уборную поправить что-нибудь в своём наряде. Она была самолюбива, живо чувствовала своё положение и глядела кругом себя, – с нетерпением ожидая избавителя; но молодые люди, расчетливые в ветреном своём тщеславии, не удостаивали её внимания, хотя Лизавета Ивановна была в сто раз милее наглых и холодных невест, около которых они увивались. Сколько раз, оставя тихонько скучную и пышную гостиную, она уходила плакать в бедной своей комнате, где стояли ширмы, оклеенные обоями, комод, зеркальце и крашеная кровать и где сальная свеча темно горела в медном шандале!

Однажды, – это случилось два дня после вечера, описанного в начале этой повести, и за неделю перед той сценой, на которой мы остановились, – однажды Лизавета Ивановна, сидя под окошком за пяльцами, нечаянно взглянула на улицу и увидела молодого инженера, стоящего неподвижно и устремившего глаза к её окошку. Она опустила голову и снова занялась работой; через пять минут взглянула опять, – молодой офицер стоял на том же месте. Не имея привычки кокетничать с прохожими офицерами, она перестала глядеть на улицу и шила около двух часов не поднимая головы. Подали обедать. Она встала, начала убирать свои пяльцы и, взглянув нечаянно на улицу, опять увидела офицера. Это показалось ей довольно странным. После обеда она подошла к окошку с чувством некоторого беспокойства, но уже офицера не было, – и она про него забыла…

Дня через два, выходя с графиней садиться в карету, она опять его увидела. Он стоял у самого подъезда, закрыв лицо бобровым воротником: черные глаза его сверкали из-под шляпы. Лизавета Ивановна испугалась, сама не зная чего, и села в карету с трепетом неизъяснимым.

Возвратясь домой, она подбежала к окошку, – офицер стоял на прежнем месте, устремив на неё глаза: она отошла, мучась любопытством и волнуемая чувством, для неё совершенно новым.

С того времени не проходило дня, чтоб молодой человек, в известный час, не являлся под окнами их дома. Между им и ею учредились неусловленные сношения. Сидя на своём месте за работой, она чувствовала его приближение, – подымала голову, смотрела на него с каждым днём долее и долее. Молодой человек, казалось, был за то ей благодарен: она видела острым взором молодости, как быстрый румянец покрывал его бледные щёки всякий раз, когда взоры их встречались. Через неделю она ему улыбнулась…

Когда Томский спросил позволения представить графине своего приятеля, сердце бедной девушки забилось. Но узнав, что Наумов не инженер, а конногвардеец, она сожалела, что нескромным вопросом высказала свою тайну ветреному Томскому.

Германн был сын обрусевшего немца, оставившего ему маленький капитал. Будучи твердо убеждён в необходимости упрочить свою независимость, Германн не касался и процентов, жил одним жалованьем, не позволял себе малейшей прихоти. Впрочем, он был скрытен и честолюбив, и товарищи его редко имели случай посмеяться над его излишней бережливостью. Он имел сильные страсти и огненное воображение, но твердость спасала его от обыкновенных заблуждений молодости. Так, например, будучи в душе игрок, никогда не брал он карты в руки, ибо рассчитал, что его состояние не позволяло ему (как сказывал он) жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее, – а между тем целые ночи просиживал за карточными столами и следовал с лихорадочным трепетом за различными оборотами игры.

Анекдот о трёх картах сильно подействовал на его воображение и целую ночь не выходил из его головы. «Что, если, – думал он на другой день вечером, бродя по Петербургу, – что, если старая графиня откроет мне свою тайну! – или назначит мне эти три верные карты! Почему ж не попробовать счастия?.. Представиться ей, подбиться в её милость, – пожалуй, сделаться её любовником, но на это требуется время – а ей восемьдесят семь лет, – она может умереть через неделю, -да через два дня!.. Да и самый анекдот?.. Можно ли ему верить?.. Нет! расчёт, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!»

Рассуждая таким образом, очутился он в одной из главных улиц Петербурга, переддомом старинной архитектуры. Улица была заставлена экипажами, кареты одна за другою катились к освещенному подъезду. Из карет поминутно вытягивались то стройная нога молодой красавицы, то гремучая ботфорта, то полосатый чулок и дипломатический башмак. Шубы и плащи мелькали мимо величественного швейцара. Германн остановился.

– Чей это дом? – спросил он у углового будочника.

– Графини ***, – отвечал будочник.

Германн затрепетал. Удивительный анекдот снова представился его воображению. Он стал ходить около дома, думая об его хозяйке и о чудной её способности. Поздно воротился он в смиренный свой уголок; долго не мог заснуть, и, когда сон им овладел, ему пригрезились карты, зелёный стол, кипы ассигнаций и груды червонцев. Он ставил карту за картой, гнул углы решительно, выигрывал беспрестанно, и загребал к себе золото, и клал ассигнации в карман. Проснувшись уже поздно, он вздохнул о потере своего фантастического богатства, пошёл опять бродить по городу и опять очутился переддомом графини ***. Неведомая сила, казалось, привлекала его к нему. Он остановился и стал смотреть на окна. В одном увидел он черноволосую головку, наклоненную, вероятно, над книгой или над работой. Головка проподнялась. Германн увидел личико и чёрные глаза. Эта минута решила его участь.

Vous m’ecrivez, mon ange, des lettres de quatre pages plus vite que je ne puis les lire.

Переписка.

Только Лизавета Ивановна успела снять капот и шляпу, как уже графиня послала за нею и велела опять подавать карету. Они пошли садиться. В то самое время, как два лакея приподняли старуху и просунули в дверцы, Лизавета Ивановна у самого колеса увидела своего инженера; он схватил ее руку; она не могла опомниться от испугу, молодой человек исчез: письмо осталось в её руке. Она спрятала его за перчатку и во всю дорогу ничего не слыхала и не видала. Графиня имела обыкновение поминутно делать в карете вопросы: кто это с нами встретился? – как зовут этот мост? – что там написано на вывеске? Лизавета Ивановна на сей раз отвечала наобум и невпопад и рассердила графиню.

– Что с тобою сделалось, мать моя! Столбняк на тебя нашёл, что ли? Ты меня или не слышишь или не понимаешь?.. Слава Богу, я не картавлю и из ума ещё не выжила!

Лизавета Ивановна её не слушала. Возвратясь домой, она побежала в свою комнату, вынула из-за перчатки письмо: оно было не запечатано. Лизавета Ивановна его прочитала. Письмо содержало в себе признание в любви: оно было нежно, почтительно и слово в слово взято из немецкого романа. Но Лизавета Ивановна по-немецки не умела и была очень им довольна.

Однако принятое ею письмо беспокоило её чрезвычайно. Впервые входила она в тайные, тесные сношения с молодым мужчиною. Его дерзость ужасала её. Она упрекала себя в неосторожном поведении и не знала, что делать: перестать ли сидеть у окошка и невниманием охладить в молодом офицере охоту к дальнейшим преследованиям? – отослать ли ему письмо?

– отвечать ли холодно и решительно? Ей не с кем было посоветоваться, у ней не было ни подруги, ни наставницы. Лизавета Ивановна решилась отвечать.

Она села за письменный столик, взяла перо, бумагу – и задумалась. Несколько раз начинала она своё письмо, – и рвала его: то выражения казались ей слишком снисходительными, то слишком жестокими. Наконец ей удалось написать несколько строк, которыми она осталась довольна. «Я уверена, – писала она, – что вы имеете честные намерения и что вы не хотели оскорбить меня необдуманным поступком; но знакомство наше не должно было начаться таким образом. Возвращаю вам письмо ваше и надеюсь, что не буду впредь иметь причины жаловаться на незаслуженное неуважение».

На другой день, увидя идущего Германна, Лизавета Ивановна встала из-за пяльцев, вышла в залу, отворила форточку и бросила письмо на улицу, надеясь на проворство молодого офицера. Германн подбежал, поднял его и вошёл в кондитерскую лавку. Сорвав печать, он нашёл своё письмо и ответ Лизаветы Ивановны. Он того и ожидал и возвратился домой, очень занятый своей интригою.

Три дня после того Лизавете Ивановне молоденькая, быстроглазая мамзель принесла записку из модной лавки. Лизавета Ивановна открыла её с беспокойством, предвидя денежные требования, и вдруг узнала руку Германна.

– Вы, душенька, ошиблись, – сказала она, – эта записка не ко мне.

– Нет, точно к вам! – отвечала смелая девушка, не скрывая лукавой улыбки. – Извольте прочитать!

Лизавета Ивановна пробежала записку. Германн требовал свидания.

– Не может быть! – сказала Лизавета Ивановна, испугавшись и поспешности требований и способу, им употреблённому. – Это писано верно не ко мне! – И разорвала письмо в мелкие кусочки.

– Коли письмо не к вам, зачем же вы его разорвали? – сказала мамзель, – я бы возвратила его тому, кто его послал.

– Пожалуйста, душенька! – сказала Лизавета Ивановна, вспыхнув от её замечания, – вперёд ко мне записок не носите. А тому, кто вас послал, скажите, что ему должно быть стыдно…

Но Германн не унялся. Лизавета Ивановна каждый день получала от него письма, то тем, то другим образом. Они уже не были переведены с немецкого. Германн писал их, вдохновенный страстию, и говорил языком, ему свойственным: в нём выражались и непреклонность его желаний и беспорядок необузданного воображения. Лизавета Ивановна уже не думала их отсылать: она упивалась ими; стала на них отвечать, – и её записки час от часу становились длиннее и нежнее. Наконец, она бросила ему в окошко следующее письмо:

«Сегодня бал у ***ского посланника. Графиня там будет. Мы останемся часов до двух. Вот вам случай увидеть меня наедине. Как скоро графиня уедет, её люди, вероятно, разойдутся, в сенях останется швейцар, но и он обыкновенно уходит в свою каморку. Приходите в половине двенадцатого. Ступайте прямо на лестницу. Коли вы найдёте кого в передней, то вы спросите, дома ли графиня. Вам скажут нет, – и делать нечего. Вы должны будете воротиться. Но, вероятно, вы не встретите никого. Девушки сидят у себя, все в одной комнате. Из передней ступайте налево, идите всё прямо до графининой спальни. В спальне за ширмами увидите две маленькие двери: справа в кабинет, куда графиня никогда не входит; слева в коридор, и тут же узенькая витая лестница: она ведёт в мою комнату».

Германн трепетал, как тигр, ожидая назначенного времени. В десять часов вечера он уж стоял перед домом графини. Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями; фонари светили тускло; улицы были пусты. Изредка тянулся Ванька на тощей кляче своей, высматривая запоздалого седока. – Германн стоял в одном сюртуке, не чувствуя ни ветра, ни снега. Наконец графинину карету подали. Германн видел, как лакеи вынесли под руки сгорбленную старуху, укутанную в соболью шубу, и как вослед за нею, в холодном плаще, с головой, убранною свежими цветами, мелькнула её воспитанница. Дверцы захлопнулись. Карета тяжело покатилась по рыхлому снегу. Швейцар запер двери. Окна померкли. Германн стал ходить около опустевшего дома: он подошёл к фонарю, взглянул на часы, – было двадцать минут двенадцатого. Германн ступил на графинино крыльцо и взошёл в ярко освещенные сени. Швейцара не было. Германн взбежал по лестнице, отворил двери в переднюю и увидел слугу, спящего под лампою, в старинных, запачканных креслах. Лёгким и твёрдым шагом Германн прошёл мимо его. Зала и гостиная были темны. Лампа слабо освещала их из передней. Германн вошёл в спальню. Перед кивотом, наполненным старинными образами, теплилась золотая лампада. Полинялые штофные кресла и диваны с пуховыми подушками, с сошедшей позолотою, стояли в печальной симметрии около стен, обитых китайскими обоями. На стене висели два портрета, писанные в Париже m-me Lebrun. Один из них изображал мужчину лет сорока, румяного и полного, в светло-зелёном мундире и со звездою; другой – молодую красавицу с орлиным носом, с зачёсанными висками и с розою в пудренных волосах. По всем углам торчали фарфоровые пастушки, столовые часы работы славного Гегоу, коробочки, рулетки, веера и разные дамские игрушки, изобретённые в конце минувшего столетия вместе с Монгольфьеровым шаром и Месмеровым магнетизмом. Германн пошёл за ширмы. За ними стояла маленькая железная кровать; справа находилась дверь, ведущая в кабинет; слева, другая – в коридор. Германн её отворил, увидел узкую, витую лестницу, которая вела в комнату бедной воспитанницы… Но он воротился и вошёл в тёмный кабинет.

Время шло медленно. Всё было тихо. В гостиной пробило двенадцать; по всем комнатам часы одни за другими прозвонили двенадцать, – и всё умолкло опять. Германн стоял, прислонясь к холодной печке. Он был спокоен; сердце его билось ровно, как у человека, решившегося на что-то опасное, но необходимое. Часы пробили первый и второй час утра, – и он услышал дальний стук кареты. Невольное волнение овладело им. Карета подъехала и остановилась. Он услышал стук опускаемой подножки. В доме засуетились. Люди побежали, раздались голоса и дом осветился. В спальню вбежали три старые горничные, и графиня, чуть живая, вошла и опустилась в вольтеровы кресла. Германн глядел в щёлку: Лизавета Ивановна прошла мимо его. Германн услышал её торопливые шаги по ступеням лестницы. В сердце его отозвалось нечто похожее на угрызение совести и снова умолкло. Он окаменел.

Графиня стала раздеваться перед зеркалом. Откололи с неё чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с её седой и плотно остриженной головы. Булавки дождём сыпались около неё. Желтое платье, шитое серебром, упало к её распухшим ногам. Германн был свидетелем отвратительных таинств её туалета; наконец, графиня осталась в спальной кофте и ночном чепце: в этом наряде, более свойственном её старости, она казалась менее ужасна и безобразна.

Как и все старые люди вообще, графиня страдала бессонницею. Раздевшись, она села у окна в вольтеровы кресла и отослала горничных. Свечи вынесли, комната опять осветилась одною лампадою. Графиня сидела вся жёлтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево. В мутных глазах её изображалось совершенное отсутствие мысли; смотря на неё, можно было бы подумать, что качание страшной старухи происходило не от её воли, но по действию скрытого гальванизма.

Вдруг это мёртвое лицо изменилось неизъяснимо. Губы перестали шевелиться, глаза оживились: перед графинею стоял незнакомый мужчина.

– Не пугайтесь, ради Бога, не пугайтесь! – сказал он внятным и тихим голосом. – Я не имею намерения вредить вам; я пришёл умолять вас об одной милости.

Старуха молча смотрела на него и, казалось, его не слыхала. Германн вообразил, что она глуха, и, наклонясь над самым её ухом, повторил ей то же самое. Старуха молчала по прежнему.

– Вы можете, – продолжал Германн, – составить счастие моей жизни, и оно ничего не будет вам стоить: я знаю, что вы можете угадать три карты сряду…

Германн остановился. Графиня, казалось, поняла, чего от неё требовали; казалось, она искала слов для своего ответа.

Это была шутка, – сказала она наконец, – клянусь вам! это была шутка!

Этим нечего шутить, – возразил сердито Германн. – Вспомните Чаплицкого, которому помогли вы отыграться.

Графиня видимо смутилась. Черты её изобразили сильное движение души, но она скоро впала в прежнюю бесчувственность.

– Можете ли вы, – продолжал Германн, – назначить мне эти три верные карты? Графиня молчала; Германн продолжал:

– Для кого вам беречь вашу тайну? Для внуков? Они богаты и без того: они же не знают и цены деньгам. Моту не помогут ваши три карты. Кто не умеет беречь отцовское наследство, тот всё-таки умрёт в нищете, несмотря ни на какие демонские усилия. Я не мот; я знаю цену деньгам. Ваши три карты для меня не пропадут. Ну!..

Он остановился и с трепетом ожидал её ответа. Графиня молчала; Германн стал на колени.

– Если когда-нибудь, – сказал он, – сердце ваше знало чувство любви, если вы помните её восторги, если вы хоть раз улыбнулись при плаче новорожденного сына, если что-нибудь человеческое билось когда-нибудь в груди вашей, то умоляю вас чувствами супруги, любовницы, матери, – всем, что ни есть святого в жизни, – не откажите мне в моей просьбе! – откройте мне вашу тайну! – что вам в ней?.. Может быть, она сопряжена с ужасным грехом, с пагубою вечного блаженства, с дьявольским договором… Подумайте: вы стары; жить вам уж недолго, – я готов взять грех ваш на свою душу. Откройте мне только вашу тайну. Подумайте, что счастие человека находится в ваших руках; что не только я, но и дети мои, внуки и правнуки благославят вашу память и будут её чтить, как святыню…

Старуха не отвечала ни слова. Германн встал.

– Старая ведьма! – сказал он, стиснув зубы, – так я ж заставлю тебя отвечать… С этим словом он вынул из кармана пистолет.

При виде пистолета графиня во второй раз оказала сильное чувство. Она закивала головою и подняла руку, как бы заслоняясь от выстрела… Потом покатилась навзничь… и осталась недвижима.

– Перестаньте ребячиться, – сказал Германн, взяв её руку. – Спрашиваю в последний раз: хотите ли назначить мне ваши три карты? – да или нет?

Графиня не отвечала. Германн увидел, что она умерла.

Пиковая дама означает тайную недоброжелательность.

Новейшая гадательная книга.

I

А в ненастные дни
Собирались они
Часто;
Гнули — бог их прости! —
От пятидесяти
На сто,
И выигрывали,
И отписывали
Мелом.
Так, в ненастные дни,
Занимались они
Делом.

Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова. Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра. Те, которые остались в выигрыше, ели с большим аппетитом, прочие, в рассеянности, сидели перед пустыми своими приборами. Но шампанское явилось, разговор оживился, и все приняли в нем участие. — Что ты сделал, Сурин? — спросил хозяин. — Проиграл, по обыкновению. Надобно признаться, что я несчастлив: играю мирандолем, никогда не горячусь, ничем меня с толку не собьешь, а все проигрываюсь! — И ты ни разу не соблазнился? ни разу не поставил на руте ?.. Твердость твоя для меня удивительна. — А каков Германн! — сказал один из гостей, указывая на молодого инженера, — отроду не брал он карты в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов сидит с нами и смотрит на нашу игру! — Игра занимает меня сильно, — сказал Германн, — но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее. — Германн немец: он расчетлив, вот и все! — заметил Томский. — А если кто для меня непонятен, так это моя бабушка графиня Анна Федотовна. — Как? что? — закричали гости. — Не могу постигнуть, — продолжал Томский, — каким образом бабушка моя не понтирует! — Да что ж тут удивительного, — сказал Нарумов, — что осьмидесятилетняя старуха не понтирует? — Так вы ничего про нее не знаете? — Нет! право, ничего! — О, так послушайте: Надобно знать, что бабушка моя, лет шестьдесят тому назад, ездила в Париж и была там в большой моде. Народ бегал за нею, чтоб увидеть la Vénus moscovite; Ришелье за нею волочился, и бабушка уверяет, что он чуть было не застрелился от ее жестокости. В то время дамы играли в фараон. Однажды при дворе она проиграла на слово герцогу Орлеанскому что-то очень много. Приехав домой, бабушка, отлепливая мушки с лица и отвязывая фижмы, объявила дедушке о своем проигрыше и приказала заплатить. Покойный дедушка, сколько я помню, был род бабушкина дворецкого. Он ее боялся, как огня; однако, услышав о таком ужасном проигрыше, он вышел из себя, принес счеты, доказал ей, что в полгода они издержали полмиллиона, что под Парижем нет у них ни подмосковной, ни саратовской деревни, и начисто отказался от платежа. Бабушка дала ему пощечину и легла спать одна, в знак своей немилости. На другой день она велела позвать мужа, надеясь, что домашнее наказание над ним подействовало, но нашла его непоколебимым. В первый раз в жизни она дошла с ним до рассуждений и объяснений; думала усовестить его, снисходительно доказывая, что долг долгу розь и что есть разница между принцем и каретником. — Куда! дедушка бунтовал. Нет, да и только! Бабушка не знала, что делать. С нею был коротко знаком человек очень замечательный. Вы слышали о графе Сен-Жермене , о котором рассказывают так много чудесного. Вы знаете, что он выдавал себя за вечного жида, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня, и прочая. Над ним смеялись, как над шарлатаном, а Казанова в своих Записках говорит, что он был шпион; впрочем, Сен-Жермен, несмотря на свою таинственность, имел очень почтенную наружность и был в обществе человек очень любезный. Бабушка до сих пор любит его без памяти и сердится, если говорят об нем с неуважением. Бабушка знала, что Сен-Жермен мог располагать большими деньгами. Она решилась к нему прибегнуть. Написала ему записку и просила немедленно к ней приехать. Старый чудак явился тотчас и застал в ужасном горе. Она описала ему самыми черными красками варварство мужа и сказала наконец, что всю свою надежду полагает на его дружбу и любезность. Сен-Жермен задумался. «Я могу вам услужить этой суммою, — сказал он, — но знаю, что вы не будете спокойны, пока со мною не расплатитесь, а я бы не желал вводить вас в новые хлопоты. Есть другое средство: вы можете отыграться». — «Но, любезный граф, — отвечала бабушка, — я говорю вам, что у нас денег вовсе нет». — «Деньги тут не нужны, — возразил Сен-Жермен: — извольте меня выслушать». Тут он открыл ей тайну, за которую всякий из нас дорого бы дал... Молодые игроки удвоили внимание. Томский закурил трубку, затянулся и продолжал. В тот же самый вечер бабушка явилась в Версали, au jeu de la Reine. Герцог Орлеанский метал; бабушка слегка извинилась, что не привезла своего долга, в оправдание сплела маленькую историю и стала против него понтировать. Она выбрала три карты, поставила их одну за другою: все три выиграли ей соника, и бабушка отыгралась совершенно. — Случай! — сказал один из гостей. — Сказка! — заметил Германн. — Может статься, порошковые карты? — подхватил третий. — Не думаю, — отвечал важно Томский. — Как! — сказал Нарумов, — у тебя есть бабушка, которая угадывает три карты сряду, а ты до сих пор не перенял у ней ее кабалистики? — Да, черта с два! — отвечал Томский, — у ней было четверо сыновей, в том числе и мой отец: все четыре отчаянные игроки, и ни одному не открыла она своей тайны; хоть это было бы не худо для них и даже для меня. Но вот что мне рассказывал дядя, граф Иван Ильич, и в чем он меня уверял честью. Покойный Чаплицкий, тот самый, который умер в нищете, промотав миллионы, однажды в молодости своей проиграл — помнится